Решил возобновить вещание. Без четко сформулированного пониман | обскурная деменция
Решил возобновить вещание. Без четко сформулированного понимания, о чем писать и писать ли вообще или просто выкладывать какие-то осколки чужих работ и мыслей в виде кадров и цитат.
Пульс этого канала едва прощупывался и до понятных событий, так что если я снова сгину, то никто не удивится. Вопрос как теперь писать о кино (о музыке, книгах etc.) мучает многих. Я бьюсь над ним прямо сейчас, пытаясь выдавить что-то про одну курируемую мной ретроспективу. Слова оказывают ожесточенное сопротивление, не желая складываться ни во что законченное. Непростая ситуация. Тем более, когда перед этим ты надолго погрузился в специфический режим немоты, потерянности, дезориентации. Причины, болезненность и порой невыносимость этого состояния и невозможность из него вырваться хорошо описал у себя в фб Игорь Гулин.
Переключиться на прямолинейные политические высказывания не представляется возможным, как минимум потому что я все еще нахожусь в России. Да и говоря на чистоту такой режим производства публичной речи возможен для меня эпизодически, но не перманентно.
В первом томе “Истории сексульности” Фуко хирургически точно описывает как устроена цензура. Это применимо и к текущей ситуации:
“Логика цензуры. Полагают, что запрет этот осуществляется в трех формах: в форме утверждения, что нечто не разрешено, в форме противодействия тому, чтобы об этом говорилось, и в форме отрицания того, что это существует. Формы, которые трудно, по-видимому, согласовать друг с другом. Но тут-то и представляют себе обычно своего рода цепную логику, будто бы характерную для механизмов цензуры. Эта логика связывает несуществующее, недозволенное и невыразимое так, чтобы каждое из них было одновременно и причиной и следствием другого: о том, что запрещено, не следует говорить — вплоть до его упразднения в реальном; то, что не существует, не имеет права на манифестацию, даже в речи, сообщающей о его несуществовании; то же, о чем следует молчать, оказывается изгнанным из реального, как и то, что собственно запрещено. Как если бы логика власти…была парадоксальной логикой некоторого закона, который будто бы выражает себя в виде предписаний не-существования, необнаружения и молчания”
Итак, говорить прямо о несуществующем, недозволенном и невыразимом невозможно, предписания не-существования, необнаружения и молчания работают четко и неумолимо: рука сжимающая плеть всегда где-то недалеко от тебя стоит только открыть рот. Впадать в густую метафорику и эзоров язык тоже совершенно не хочется. Остаются какие-то люфты и щели, через которые можно протаскивать свою позицию контрабандой. Что при необходимости я и буду делать, но как быть с желанием писать о вещах, не имеющих отношения к происходящему даже по касательной? С желанием просто выложить несколько кадров из фильма или новый релиз с Discrepant? Является ли единственно приемлемыми ныне модусами существования прямое высказывание и скорбное молчание?
