Получи случайную криптовалюту за регистрацию!

С утра в Донецке идет дождь. И прямо всё гремит. Это – не гром | ШЕЙНИН

С утра в Донецке идет дождь. И прямо всё гремит. Это – не гром. Мы сели с кофе под навесом. Штурмовики только что с позиций – отодвинули от них противника и заняли сами. Внезапная встреча у кофе на вынос началась со слов – «Нормально все! Мы зашли и немножко закрепились в полях». Дальше я следила за движением пальцев по карте, слушала, как дождь шмякается на тент. «Мы начинаем двигаться сюда. Здесь их выбиваем. Сейчас мы сражаемся за эту высоту». Потом зазвонил телефон – группа, идущая к огневой точке, пропала со связи. Чувствовался нерв.
 
Но мне всегда хочется историй – про людей. Кто что кому сказал, как пошутил. Чего-то, подсвечивающего человека вообще. «Такого у нас нет, – сказали мне. – У нас война. Смотри… вот это все – уже наше. Мы их видели близко – они махали нам, бросая свои позиции – «Заходите. Заходите». Сюрпризов они очень много оставили – растяжки, обманки в продуктах. Начинаешь поднимать ящик тушенки, а там закладка. Ребята ранения получили. Они бросают лепестки в полях – это такая штучка зеленая, ее легко не заметить, наступишь, стопу оторвет. Этот укрепрайон делали поляки. Это не украинский почерк. Мы там нашли атрибутику польскую, еду польскую, ВОГ-25 – польские. И турецкие РПГ. А-а… ну еще трусы с сердечками. Мы одному нашему незаметно сзади их прицепили, он не видел, так ходил, пацаны с него угорали. Потом заметил, такими матами на нас орал. Короче, мы их двинули на два километра по запорожскому направлению. Но там же все заминировано так, что саперы, которых нам выдали, боятся туда ходить – отдали щуп нам – «Не ребят, давайте вы». А у нас страх тоже есть, но мы его отодвигаем на второй план. Особенно когда по рации кричат, что надо идти выручать наших. Больше за них переживаешь, и страх отодвигается. А, вы еще про шутки хотели? Короче, у нас есть один пацан, он всегда шутит с нами по рации. Говорит – «Знаете, почему у баб ноги маленькие?».
– И почему? – спрашиваю я.
– Забыл… Сейчас.
Звонят тому человеку.
– Братик, а почему у баб ноги маленькие? – трубку суют мне.
– Чтобы ближе к плите стоять, - слышу голос.
– Не смешно вам? А у нас шутки.
Дальше рассказывают, как вытянули бабушку с поля – наступила на лепесток. Мимо проехать не смогли – совесть б заела. И дальше я слушаю и слушаю – про польское оружие, латвийских инструкторов, про wi-fi, который есть на украинских позициях даже в полях – они вешают большие короба с 4G на деревья. Про «птички», которые летают и днем и ночью. Про камеры, которые вращаются и тоже видят ночью и сливают всю информацию сразу в командный пункт. И слушая это, я понимаю одну вещь:
 
Америка и Европа идеально экипировали украинскую армию, превратили в почти безупречный организм для сражения с Россией, но внутри этой иностранной экипировки – русское мясо.
 
– Люди к нам постоянно подходят, спрашивают – «Почему так медленно? Когда же вы их отодвинете?», - продолжают штурмовики. – Но нам тоже очень тяжело. Траншеи между окопами на их позициях – не выше голени. Мы передвигаемся по ним ползком, а они нас видят – с «птичек» и с «камер». А у нас ни интернета, ни камер. Но у нас есть человеческий стержень. Поэтому мы победим.
– Они – тоже русские, - говорю я. – Чем их стержень отличается?
– Они говорят, как и мы – «Мы за свою землю». Вопросов не было бы, если бы Украина сохранила свою независимость и не продалась. Они к нам (ДНР) в плен не хотят, к россиянам хотят. Мы их сразу шлепнем, а россияне подкормят и подлечат. А мы за восемь лет устали от них. Еще хотели сказать вам – знаете, почему Трудовские они обстреляли недавно? Где дети погибли. Это они так нам отомстили за то, что мы взяли их позиции. Как только мы побеждаем, они сразу мстят нашим городам.
 
Мы еще помолчали. Послушали дождь. А потом я задала вопрос, который беспокоит каждого, кто живет в Донецке.
– И почему вы думаете, что они не зайдут в Донецк?
– Они бы хотели. Но они не зайдут, - уверенно сказали штурмовики. – По одной только причине – мы их не пустим.
Группа идущая к огневой точке отзвонилась – они все еще шли.