Маргарита Завадская, исследователь-политолог Александровского | Events and texts

Маргарита Завадская, исследователь-политолог Александровского института при Хельсинкском университете, научный сотрудник факультета политических наук Европейского университета СПб на организованном нашим тг-каналом разговоре рассказала о вариантах трансформации российского персоналистского режима и роли силовиков.

Я понимаю эмоциональное желание называть российский режим тоталитарным. Но если говорить о тоталитаризме академическим и аналитическим языком, то увеличение масштаба репрессий не является характеристикой, которая позволяет нам переквалифицировать режим в тоталитарный. По настоящему тоталитарных режимов с идеологией, штурмовиками, стиранием личного и публичного пространства, с ковровыми репрессиями не так много. Это достаточно редкое явление. К ним относятся, например, КНДР и Эритрея. Самый распространенный тип авторитарных режимов - персоналистский. Российский режим именно такой. Важно отметить, что авторитаризм - это не более мягкая версия тоталитаризма. Он также коррумпирован, ничуть не лучше с точки зрения масштабов и типов репрессий. В персоналистских режимах политические процедуры и институты демонтированы. Правила игры зависят напрямую от воли узкого круга лиц. Речь идет о произволе. 

В России мы не видим тотальной идеологии, которая фундаментально важна для хрестоматийных тоталитарных режимов. Идеология русского мира не является тотальной. Сейчас мы наблюдаем трагические случаи. Например, школьники донесли на свою учительницу и теперь ей грозит 9 лет тюремного заключения. Или сняли портрет Юрия Лотмана, приняв его за Марка Твена. Исполнители таких действий не фанатики, а аполитичные люди, которые избегают рисков и конфликтов. 

Я не думаю, что стоит ожидать массовой мобилизации в России, так как это будет приговором для режима. Массовая мобилизация в крупных городах - это очень опасная затея. Я собираю интервью для своих исследований и вижу, что главные ужасы происходят на периферии. Преследования, посадки, уголовные дела были там и до 24 февраля. Если экстраполировать логику электоральной мобилизации на военную мобилизацию, то первая обычно затрагивает наиболее оторванные от столиц, провинциализированные, изолированные от глобального мира и экономически уязвимые группы территорий. Есть пример Дагестана, где военная служба является едва ли не единым способом заработать хоть сколько-нибудь приличные деньги в этом регионе.  Если эта логика верна, то мобилизация будет точечной, и как правило, будет касаться экономически и социально уязвимых групп населения. 

Не вижу и предпосылок того, что персоналистский режим переродится в корпоративистскую диктатуру или хунту. Если смотреть на большие статистические исследования по авторитарным режимам, которые политологи и политэкономисты собирали с 1945 года, то с точки зрения частотного анализа персоналистские диктатуры чаще всего сменяются новой персоналистской диктатурой. Хунтами они сменяются гораздо реже. Конечно, мы не обязательно должны экстраполировать эту логику на российский случай. Я не исключаю, что мы можем увидеть разворот в сторону силовых структур. Но силовиков очень много, и они раздроблены. Последние двадцать лет Путин и его сторонники занимались тем, что сталкивали их между собой. Если мы рассматриваем вариант, что силовики совершат переворот, то вряд ли мы сейчас об этом что-то узнаем. Если бы мы о таком сценарии знали, то это означало бы, что их идея уже провалилась. 

Например, Солдатов и Бороган говорят, что силовики не являются самостоятельными акторами. Они не оформлены в хорошо организованную небольшую группу людей, которая может взять инициативу в свои руки. Тот факт, что их очень много и они проникают в гражданские структуры, говорит о том, что грань между ними и народом не такая уж большая.  Если будут происходить какие-то неожиданные динамические процессы, то не факт, что силовики выступят как одна корпорация.   

О том, переходят ли персоналистские режимы в себе подобные после военных поражений, смотрите в полной версии нашей дискуссии