2024-06-17 15:32:28
+++
Страна у нас тогда была большая,
От Западной Европы до Китая,
Избыточна в длине и ширине,
Железным огорожена забором,
Испытанным воспета фотокором
В журналах типа «По родной стране»;
В ней было все – и айсберги, и тропик,
И рок, и поп, и разрешенный попик,
И сидя где-нибудь в карантине,
В осенней стуже и весенней жиже,
Ты мог вообразить себя в Париже,
На средиземной праздничной волне,
Не покидая Сетуни – а хрен-то! –
Ты мог вообразить, что это Брента;
Тем паче у живущего на дне
Воображенье развито изрядно.
В большой стране, в которой Ариадна –
Блуждала бы, как муха на слоне, --
Присутствуют в избыточном наборе
Песок пустынь, полуденное море,
Собор барочный – как грибы на пне, --
Эрзац всего, чем прочие богаты.
Конечно, муляжи и суррогаты –
Но ничего, справляются вполне.
На проржавевший занавес железный,
Внушительный, хотя и бесполезный,
Теперь мне повезло глядеть извне,
Как путник на обочину дороги,
Как, может быть, Венера в Козероге
Смотреть могла бы на Луну в овне.
Теперь мы смотрим все в оригинале –
Мадрид, венецианское бьеннале,
Le Quai des brumes, воспетую Карне,
Китайскую изгибчатую стену,
Швейцарский сыр, болонскую систему –
И это все показывать жене.
Но кажется, в Болонье и Кампанье
Теперь мы ценим лишь напоминанье
О Вырице, Подольске и Шексне,
Где это все представили впервые,
Когда читали вымыслы живые
Дюма в бородке и Золя в пенсне.
Ночной Нью-Йорк, Венеция, Равенна,
Колумбия – все только тем и ценно,
Что всякий раз напоминает мне
Овраг за домом, сетуньское русло,
Дом, где я рос бессмысленно и грустно,
Окраинный пейзаж в моем окне,
Тот мир, что был похож на пыльный кузов,
Где я читал испанцев и французов,
Листал альбомы Климта и Моне,
И прозревал заморские отрады
В граните воробьевской балюстрады,
В переплетеньях павловской ограды,
В облупленном и пыльном чугуне, --
Действительно, там были сплошь заборы,
Обрывистые горы и соборы,
Застольные рыдания и хоры
О старомодном ветхом шушуне, --
И все картины солнечного рая
Из кожи лезут вон, напоминая
О чудесах, представленных вчерне,
О пестром кулике в родном болоте,
Слезливой ноте и девятой роте,
О муках совести и пытках плоти,
О частой рвоте, ранней седине,
О сладостной брехне родного слова,
О доме, о платформе Востряково…
И ничего, справляются вполне.
Пейзаж по сути – только символ, стимул,
Наглядный повод, чтоб сказать – прости, мол;
Блик памяти о счастье и вине.
Мы потому порой и замираем
Перед морским или небесным краем
В закатном догорающем огне,
Что воздух на секунду пахнет раем,
Забытой гранью между ни и не.
А в том раю, под робкой лаской Бога,
Все было так смиренно и убого,
Как полька на расстроенной струне,
Но нас -- и хлам, в котором мы играли, --
Любили там, покуда не прогнали,
Отсюда и рыдания во сне.
Все роскоши земли, весь блеск творенья
Напоминают райское смиренье,
Бумажные обои на стене,
Бензинный сквер, облупленную краску,
Сквозняк, уют, убожество и ласку –
И ничего, справляются вполне.
23.4K viewsedited 12:32
Д
