Разговор Катерины Гордеевой и Евгении Альбац: 18+ НАСТОЯЩИЙ М | Дудь

Разговор Катерины Гордеевой и Евгении Альбац:

18+ НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ ПРОИЗВЕДЕН, РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ДУДЕМ ЮРИЕМ АЛЕКСАНДРОВИЧЕМ

– В какой момент у журналистки, которая пишет о науке, занимается астрофизикой элементарных частиц, происходит какой-то щелчок, и вы начинаете интересоваться КГБ? Мягко говоря, это разные сферы жизни.

– В 86-м году было столетие Николая Ивановича Вавилова. Знаменитого генетика, создателя Всероссийского института растениеводства. Он был арестован в 38-м году, когда Лысенко начал подниматься. На него был написан донос. В 43-м году Николай Иванович Вавилов умер в саратовской тюрьме от голодной дизентерии. Человек, который создал крупнейшую коллекцию семян и растений, великий генетик.

Я поехала в Ленинград – собирать материал к очерку к 100-летию Вавилова. И пришла в Институт растениеводства – он существовал. Но все архивы времен, когда Николай Иванович Вавилов был директором института, были на чердаке – покрытые птичьим пометом. И вот пробираясь через пыль и птичий помет, я нашла донос на Вавилова, написанный одним из профессоров института. И опубликовала его. А потом в архиве академии наук я, собственно, нашла заключение о том, что Николай Иванович Вавилов умер не от того, что у него там воспаление легких было, а от голодной дизентерии.

Когда вернулась в Москву, я начала искать следователя. Потому что мне казалось это совершенно естественным – этот человек последним разговаривал с живым Николаем Ивановичем Вавиловым. И около центрального телеграфа был киоск – такие киоски тогда были по всей Москве – ведь все справочные книги были под грифом секретности в Советском Союзе. Вы не могли просто взять телефонную книгу. Это не разрешалось, это было секретно. Так же, как и все карты. Там же все были перемешаны улицы, чтобы ЦРУ не поняли, как добраться до Кремля. На полном серьезе.

– Да ну ладно!

– Конечно, конечно. Они же были больные совершенно на своей секретности.

И ты приходишь в этот киоск, заполняешь там квиточек – когда ты кого-то разыскиваешь. И я указала: Александр Хват. Я уже не помню его отчества. Год рождения я его примерно вычислила. Должность написала: следователь НКВД. И вдруг она, эта женщина, мне дает адрес: улица Горького, дом такой-то. Это около метро Маяковского, там – дома НКВД.

И я просто позвонила в дверь. Мне открыла женщина. Я сказала: «Могу ли я увидеть товарища Хвата?».
И вышел старик. Я сказала:

– Здравствуйте. Я вот занимаюсь таким-то, таким-то. Помните?

– Помню.

– Я бы хотела вас спросить.

– Проходите.

Я и прошла. Он никогда в жизни не видел журналиста. Хват не мог себе представить, что кто-то может прийти в квартиру полковника НГБ без разрешения.

Мы написали от «Московских новостей» запрос в центр по связям с общественностью КГБ СССР. Из которого ответили: «Хват умер».

Я с ним сделала интервью. Вот, собственно, с этого началось.

А потом ко мне пришла его дочь. Она была секретарем парторганизации института математики имени Келдыша Академии наук СССР. Это такие должности, которые всегда отдавались проверенным людям.

Она мне стала рассказывать о том, какой замечательный отец ее папа. И как он спас всю семью в блокадном Ленинграде. А я ей говорю: «А вы знаете, как ваш папа спасал всю семью в блокадном Ленинграде? Они вместе с полковником Кружилиным сажали ученых и отбирали у них карточки. И их семьи, этих ученых, умирали от голода. А он спасал свою семью».

Она мне рассказала, что после моей публикации (а она была очень шумная) кто-то из зэков его встретил и набил ему морду. Нехорошо стариков, конечно, бить, но понять могу.

Я уже потом узнала, что он творил с Вавиловым. Он ставил Вавилова «на стойке». Это когда много дней человек стоит и у него лопаются вены на ногах. Вены превращаются в кровавое месиво. Или «пробочки». Когда в пробке как бы из-под шампанского вставлялись иголки. И Николая Ивановича Вавилова приносили на руках в камеру.