Владимир: «Владимир Познер однажды сказал, что интеллигенция к | Юрий Поляков

Владимир: «Владимир Познер однажды сказал, что интеллигенция как явление существует только в России, а в остальных странах есть интеллектуалы, но не интеллигенты. Согласны ли Вы с ним? И ещё один вопрос – не раз слышал, что российская интеллигенция, в отличие от европейской (про другие континенты и страны не знаю), гораздо более «неуправляема». В том смысле, что в ЕС такие люди «вышколены» – стоит им высказать точку зрения, «не совпадающую с линией партии», и перед ними начинают закрываться многие двери, обрываются важные связи и так далее. (Ну а про нашу Вы сами высказались в недавней нашумевшей статье «Почём вы, мастера культуры?».) Как Вы считаете, это правда?»

Юрий Поляков: «Познер, как и большинство телеведущих, повторяет обычно чужие мысли, давным-давно высказанные, но забывает сослаться на первоисточник. Такая у них работа. Да, действительно, в России общественный слой, пытавшийся зарабатывать себе на жизнь умственным трудом, был чаще всего настроен оппозиционно. Почему? А вспомните устойчивое словосочетание «разночинная интеллигенция»! Россия до революции была сословным государством, и миропонимание человека во многом определялось тем слоем, «чином», из которого он вышел. Порывая со своим сословием, человек в известной мере порывал и с государством, которое олицетворяла правящая династия. Но почему самыми радикальными в разночинной интеллигенции были поповичи, для меня загадка. Кроме того, в Российской империи не было официальной политической оппозиции, ею по умолчанию и стал мыслящий слой, настроенный радикально, так как прийти к власти можно было только революционным путем. И никак иначе. Впрочем, существовала и консервативная, охранительная, весьма влиятельная интеллигенция, вспомним Каткова, Суворина, Меньшикова… Но ее не ценили, называли «цепными псами царизма». И когда грянул кризис 1917-го, охранители оказались в меньшинстве. Умами овладела идея разрушения до основания. А затем… Советская власть выводов из печальной участи царя не сделала, к «оттепели» интеллигенция все более и более осваивала функции политической оппозиции, не предусмотренной законом. И снова, когда начался кризис конца 1980-х, радикальная интеллигенция оказалась в большинстве, по крайней мере в прессе и в эфире. Кажется, сегодня, к сожалению, мы движемся по той же траектории. К традиционной, веками лелеемой оппозиционности добавилось новое явление - «русофобия», нелюбовь к России и русским стала как бы маркером «интеллигентности». Мне рассказывали, что на журфаке на вступительных экзаменах использовался специальный тест, абитуриенту задавали такой вопрос, чтобы стало очевидным его отношение к патриотизму и русской теме.  Обнаружив позитивный взгляд, беднягу заваливали. Так формировалось единство медийного пула. Сегодня по тому, как человек относится к специальной операции по защите Донбасса, можно определить его мировоззрение. «Гормональные либералы» сразу проявляются. Что с ними делать? Ничего. Мы же репрессируем людей, страдающих «сенной лихорадкой», а тем более не перестаем заготавливать сено. Надо вернуть хотя бы равноправное положение нашей консервативной интеллигенции, которая все последние десятилетия пребывала в загоне и всячески оттеснялась с благословления власти на периферию. А в интеллектуальной схватке один консерватор стоит трех либералов. Кстати, тот же Познер, когда вел  передачу «Времена», тех экспертов, которые с ним успешно в эфире полемизировали,  впредь в студию больше не приглашал. Знаю по себе…»