Этот месяц прошел у меня под знаком чтения бесконечных дневник | TojeMneArt
Этот месяц прошел у меня под знаком чтения бесконечных дневников художницы Марии Башкирцевой. Башкирцева прожила всего до 25 лет, но успела выдать 110 тетрадей своего подробного жизнеописания. Это была не первая моя попытка за них взяться, но самая успешная - благо все 110 тетрадей все же не издали - там и семья Марии подсуетилась, вымарав из дневников сплетни и неприятные вещички, вплоть до неудобной даты рождения самой художницы, а потом редакторы, видимо, пощадили читателей и проредили описания восторгов от себя, ожидания славы и прочего прекрасного, чем набит этот дневник.
Чтиво невыносимое, но важное - дневниками Башкирцевой зачитывались совершенно все умеющие читать буквально по всей Европе, от России до Англии и, конечно, Франции, где она прожила большую часть жизни и где умерла и была похоронена. Дневники, к слову, франкоязычные. Русские поэты пищали от восторга, Марина Цветаева посвятила Башкирцевой сборник стихов (правда забыла его написать, только анонсировала), Брюсов говорил что Мария - ну чисто он сам, а Ги де Мопассан, состоявший с ней в довольно короткой переписке, называл Марию “единственной розой” своей жизни.
Художница из Башкирцевой, положа руку на сердце, была посредственная. Но, может, дело в том, что не успела, не доучилась. Популярность и ценность ее живопись приобрела именно благодаря дневникам - их называли буквально отпечатком эпохи, а сама она называла это “фотографией женщины”.
Мне кажется, я ее в канале упоминала, но где - сама не могу найти. Первые два раза бросала это огромное чтиво не выдержав самолюбования и утопания в восторгах от себя, пусть и подростковых и смешных. Теперь взяла себя в руки и прочитала.
Началось вообще все с Жюля Бастьен-Лепажа. Это был такой французский художник, салонный совершенно, причисляемый почему-то к натуралистам, которого по не совсем понятным мне причинам обожали в России. Точнее, причины стали понятны (а я, в принципе, предупреждала, что не очень умная), когда я начала про него собирать информацию - он оказался учителем и другом Башкирцевой. Та писала, что в мире буквально кончились великие художники, один вот Лепаж остался. Увернулась Мария от влияния набирающего силу движения импрессионистов, хоть и бегала по Парижу, ну, или не поняла их - и, в принципе, имела право. Ну, про Лепажа позже обязательно будет тоже!
Прикольное - Мария рассказывает как ее неприятно поразили босоногие крестьянки в отцовской усадьбе в Малороссии, куда она приезжает после жизни в Париже, Ницце, Риме и Баден-Бадене будучи подростком, и называет крепостных “этими милыми полуживотными”, но ничего в ее такой разумной светлой голове не щелкает, не видит она связи между нищетой крестьян и своими восьмью сундуками наимоднейших парижских платьев от лучших французских модисток с двухметровыми шелковыми шлейфами, привезенными в деревню. Ну, опять же, речь о дневниках совсем юной барышни из очень обеспеченной семьи - конечно она фанатеет от царской семьи, много рассуждает о чистоте крови и знатных фамилиях, презирает бедняков и простых смертных.
Почему я вообще о ней пишу - ну, тут такое дело, дневники Башкирцевой были важной, очень важной для Европы и европейского читателя штукой и чтоб объяснить несколько постов, которые будут позже, надо вот въехать кто она и что случилось. А случился, по сути, инстаграм до инстаграма - Башкирцева, к примеру, подробно описывает во что была наряжена и какую шляпку выгуливала в каком театре или на конной прогулке, кто ее лорнировал на балу, как она обставила будуар в каждом новом городе, в каком музее расхаживала, кому сказала пару слов, а кому чуть побольше, а еще выворачивает душу наизнанку, пересказывает (чаще всего, от своего лица) умные мысли из прочитанных книг и бесед в салонах, признается в том, что она - бонапартистка и все такое . Короче, это настоящее реалити-шоу, но перестать читать (скорчив при этом недовольную рожу) было невозможно.
