Н. Г. Гарин-Михайловский 'Детство Темы' ... Совершенно блед | ТЕАТРАЛЬНЫЕ МОНОЛОГИ
Н. Г. Гарин-Михайловский
"Детство Темы"
... Совершенно бледный, с провалившимися вдруг куда-то внутрь глазами, откуда они горели огнем, влетел в класс директор и прямо бросился к последней скамейке.
- Это не я! - прижатый к скамье, в диком ужасе закричал Тема.
- Кто?! - мог только прохрипеть директор, схватив его за руку.
- Я не знаю! - ответил высоким визгом Тема.
Рванув Тему за руку, директор одним движением выдернул его в проход и потащил за собой. Тема каким-то вихрем понесся с ним по коридору. Как-то тупо застыв, он безучастно наблюдал ряды вешалок, шинелей, грязную калошу, валявшуюся посреди коридора... Он пришел в себя, только очутившись в директорской, когда его слух поразил зловеще щелкнувший замок запиравшейся на ключ двери. Смертельный ужас охватил его, когда он увидел, что директор, покончив с дверью, стал как-то тихо, беззвучно подбираться к нему.
- Что вы хотите со мной делать?! - неистово закричал Тема и бросился в сторону.
В то же мгновение директор схватил его за плечо и проговорил быстрым, огнем охватившим Тему шепотом:
- Я ничего не сделаю, но не шутите со мною: кто?!
Тема помертвелыми глазами, застыв на месте, с ужасом смотрел на раздувавшиеся ноздри директора. Впившиеся черные горящие глаза ни на мгновение не отпускали от себя широко раскрытых глаз Темы. Точно что-то, помимо воли, раздвигало ему глаза и входило через них властно и сильно, с мучительной болью вглубь, в Тему, туда... куда-то далеко, в ту глубь, которую только холодом прикосновения
чего-то чужого впервые ощущал в себе онемевший мальчик...
Ошеломленный, удрученный, Тема почувствовал, как он точно погружался куда-то...
И вот, как жалобный подсвист в бурю, рядом с диким воем зазвучали в его ушах и посыпались его бессвязные, слабеющие слова о пощаде, слова мольбы, просьбы и опять мольбы о пощаде и еще...ужасные, страшные слова, бессознательно слетевшие с помертвелых губ...
- Нет! Нет! Не хочу! - с безумным воплем бесконечной тоски бросился Тема к вырвавшему у него признание директору.
- Молчать! - со спокойным, холодным презрением проговорил удовлетворенный директор и, втолкнув Тему в соседнюю комнату, запер за ним дверь.
Оставшись один, Тема как-то бессильно, тупо оглянулся, точно отыскивая потерявшуюся связь событий. Затихавшие в отдалении шаги директора дали ему эту связь. Ослепительной, мучительной болью сверкнуло сознание, что директор пошел за Ивановым...
В соседнюю комнату опять вошел директор. Снова раздался его бешеный крик.
Тема пришел в себя и замер в томительно напряженном ожидании ответа Иванова.
- Я не могу... - тихой мольбой донеслось к Теме, и сердце его сжалось мучительной болью.
Опять загремел директор, и новый залп угроз оглушил комнату.
- Я не могу, я не могу... - доносился как будто с какой-то бесконечной высоты до слуха Темы быстрый, дрожащий голос Иванова. - Делайте со мной, что хотите, я приму на себя всю вину, но я не могу выдать...
Наступило гробовое молчание.
- Вы исключаетесь из гимназии, - проговорил холодно и спокойно директор. - Можете отправляться домой.
Через полчаса состоялось определение педагогического совета. Вахнов исключался. Родным Иванова предложено было добровольно взять его. Карташев наказывался на неделю оставаться во время обеда в гимназии по два часа каждый день.
Теме приказали идти в класс, куда он и пошел..
Но жизнь не отлетает по желанию, чувствовать надо, и Тема почувствовал, решившись поднять наконец глаза на товарищей, что нет Иванова, нет Вахнова, но есть он, ябеда и доносчик.. Неудержимой болью охватила его мысль о том светлом, безвозвратно погибшем времени, когда и он был чистым и незапятнанным; охватило его горькое чувство тоски, зачем он живет, и рыдания подступили к его горлу. Но он удержал их. Что-то забытое, напомнившее Теме Жучку в колодце, мелькнуло в его голове...
Тема быстро, испуганно оглянулся... Но никто не смотрел на него...
(Формат: "Классическая проза". Жанр: социальная драма. Возраст: 12+)
