'Лорд Герберт Чербери, английский посол при дворе Людовика XII | The Word and the Sword

"Лорд Герберт Чербери, английский посол при дворе Людовика XIII, сам будучи известным дуэлянтом, оставил немало интересных свидетельств тому, какой славой и почетом пользовалось бретерство во французских аристократических кругах. Он писал: «Все было готово к началу бала, все стояли на своих местах.  Вошел некий господин, и я отчетливо помню, как среди фрейлин и дам пронесся шепот: «Это мсье Балаги». Разговорившись с соседями, я узнал, что это один из храбрейших людей на свете, поскольку он уложил восьмерых или даже девятерых в одной схватке».

Попалась эта цитата и подумалось: а ведь ещё относительно недавно, читая какого-нибудь "Героя нашего времени", или про графа де Ля Фера, повесившего жену на дереве за позорное прошлое, барышни воспринимали всё ещё вполне стихийно, то есть в согласии со своей гендерной и половой ролью. Неужели все уже успели покаяться в симпатиях к этим сексистам и абьюзерам? 

Литература Нового времени, при всех к ней претензиях, ещё полна импульсов, пусть и явленных в образах лишних людей проблемных эпох, но всё же сопряжённых с пониманием, что витальность, мужество и насилие имеют определённую тесную связь. Что можно признавать и соблюдать обуздывающие их законы, но нельзя отрицать основу адамической природы (коей ужаснулись по неведению ангелы, когда им было приказано поклониться Адаму, мир ему). 

Однако отчего так вышло, что понятная женская склонность к потенциальным и реальным головорезам столь быстро обросла странными искупительными мотивами и потонула в куче идеологического хлама? 

Дело в том, что в приведенной выше картине уже присутствует определённый момент симуляции, игры в угадываемое "что должно быть". Культурный контент, потребляемый в европейском пространстве последние пару сотен лет, отмечен поэтапной деградацией взгляда на идеал мужества. Если средневековая дама возносит молитвы, дабы Господь споспешествовал её рыцарю в праведных ратных делах, то в более поздних нарративах она уже требует подвигов и трупов в свою честь. Тонкий подвох, заключённый в последней ситуации, развенчивается в стихотворении Шиллера "Перчатка". Там рыцарь Франциска I, совершив публично затребованный дамой подвиг (достать перчатку из ямы со львами), некуртуазно бросает ее ей со словами, что в гробу он видал благосклонность, оплаченную такой ценой. Тут ясно проступает оборотняя сторона подобных "красивых нравов", за которыми кроется глупость и пошлость женщин, жаждущих внимания и поклонения больше, нежели ценящих то, что само по себе ценно, а также потакающих им в этом мужчин. 

Так образы, бесконечно развинчиваясь по спирали и превращаясь в копии копий и подобия подобий, в итоге опускаются до самых мещанских, самых низких, и дурят головы настолько, что сегодня женщина нуждается в куче курсов и мануалов, дабы избегнуть какого-то очевидного ничтожества. И трагикомичность ситуации заключается в том, что ничего более приличного современная культура, как и часто предпочтения самой женщины, ей обеспечить в близкой досягаемости не в состоянии.