Попалась тут на глаза одна моя прошлогодняя колонка о том, как | Терешковец.

Попалась тут на глаза одна моя прошлогодняя колонка о том, как не бросать (или бросать) начатое. Решил с вами поделиться:

Я много чего пробую, но ещё больше — бросаю. Мне кажется, это необходимое условие успеха.

После многих лет я снова сел за ударную установку — спустя месяц встал, чтобы больше не садиться. Пол-лета ходил к молоденькой преподавательнице Владе, но не для того, о чём вы подумали, а чтобы научиться играть на фортепиано. Конечно, вскоре, несмотря на наличие Влады, я бросил и это. Чуть позже пришла идея заделаться скалолазом. Результат, думаю, вам известен заранее.

Я взялся за печатные машинки из Чехословакии, чтобы отстукивать на них великие романы, — великого романа я напечатал ровно десять страниц. Некоторое время был твёрдо намерен стать стендап-комиком, но так и не добрался до сцены. Тут же появилась мысль вести подкаст — после пятнадцатого выпуска я неожиданно для себя обнаружил, что и от этого, пожалуй, придётся отказаться.

Я недочитывал стихи Уитмена, выключал фильмы ещё на титрах, провожал женщин домой задолго до полуночи, капучино заканчивал пить на пенке, но пробовал, пробовал, пробовал.

Эти истории про то, что нужно всё доводить до конца, ничего не бросать на половине и быть стойким волевым морпехом — бредни подверженных неврозу. Я могу, конечно, копать канаву от забора и до обеда, но что, если на полпути я осознал, что не хочу быть ни землекопом, ни дураком?

Кажется, всю жизнь только и делал, что надкусывал яблоки одно за другим, ни одно не вкусив полноценно. Если задуматься — что же я не бросал?

Ведь бросал почти всё и даже больше. Бросали, конечно, и меня, ещё как бросали, я же тоже камень на чьём-то пути, но меня это смущало мало. Я шёл дальше, лелея надежду, что вот в этот раз, в этот вот раз уж точно не брошу! Дойду до того места, где Джеки Чан демонстрирует свои неудавшиеся трюки. Покажу всем как надо. Поставлю точку и подведу черту.

И шёл — с твёрдой, но наивной уверенностью, будто так оно и будет.

Большинство затей растворялось в сизой дымке, словно ничего и не было, ничего не предпринималось. Но среди куч заброшенного хлама всегда оставалась как минимум одна вещь, которая бросанию не подвергалась. Либо подвергалась только для того, чтобы снова быть обретённой. И я так или иначе к ней возвращался.

Всё это время одна мысль не давала мне покоя: что со мной, чёрт побери, не так? Одолевает ли меня преданность делу или это дьявольская одержимость? Настойчивость и цепкость или же патологическая мания гонит меня вперёд?

Из рюкзака то и дело безжалостно выкидывались пропахшие нафталином вещи — чтобы шествовать дальше с тем, что действительно имеет значение. Все дела, люди, приобретения и чувства — я отказывался от них ради того малого, чем действительно хотелось заниматься и с кем действительно хотелось быть.

Как будто всё вокруг было слишком крохотным, а я лишь просеивал бытие сквозь маленькое сито, в котором оставалось главное.

Вы спросите меня, бросал ли я когда-либо писательство? Я сейчас громко смеюсь, ибо меня восхищает, насколько вы обо мне высокого мнения. Будьте уверены, бросал! Бросал, и не на неделю, а на целых десять лет молчания и мытарств по этому странному, необъяснимому свету. Бросал, чтобы снова вернуться — одумавшись, с новой силой, яростью и очередным бесовским наваждением.

Я, как и все, боюсь отказываться от прошлого, у меня коленки дрожат и перехватывает дыхание, но я отказываюсь от него, оставляя там, где оно было и где должно оставаться. Не таща груз пережитого в грядущий день.

Волоча за собой сумки барахла, я могу лишь плестись в арьергарде. Взваливая на себя вчера, я отказываюсь от лёгкого завтра.

Вы слышали, что, отправляясь в долгое путешествие по пути Сантьяго, пилигримы вынуждены считать каждый грамм своей ноши? Дорогу, безусловно, осилит идущий, даже с мешком риса за плечами, но ведь не обязательно превращать её в ад.

Может, конечно, завтра взойдёт другое солнце и я буду выть на другую луну, кто знает... А пока...