Я ей и говорю: «Продайте, Христа ради!» Она смотрит на меня, о | Терешковец.
Я ей и говорю: «Продайте, Христа ради!» Она смотрит на меня, оценивая, есть ли у меня деньги. Я на велосипеде, в шортах и без смокинга – откуда у меня деньги? Но она всё-таки рискует.
– Пять рублей! – говорит с насмешкой, как будто это самая дерзкая сумма в мире.
Я смотрю на малину. Как же вдруг захотелось малины! Пять рублей? Да это чуть ли не даром! До дома, правда, ехать ещё час, но я потерплю. И уж когда доеду, тогда не стану себе ни в чём отказывать. Особенно в малине.
Я ехал от святого источника, где испивал из родника воду и трижды окунал своё тело в ледяную купель, немного матерясь от холода. Я уже направлялся домой, когда вдруг у дороги увидел два одиноких перевёрнутых ведёрка. На одном стоял лоток с малиной, на втором – ничего не стояло.
Я огляделся. Вокруг пустота. Только длинная дорога, уходящая в разные стороны, и спорадически возникающие на обочине то здесь, то там хибарки. Малину никто не охранял, и у меня проскочила шальная мысль, но я немедленно от неё отказался: в конце концов, я только что со святого источника.
Через минуту передо мной возникла женщина лет тридцати пяти – пятидесяти, хотя скорее всё-таки пятидесяти. Вид такой, что ей ничего не надо и даже это расстояние, которое она преодолела от неизвестной точки до ведёрка, она преодолела зря. Тогда я и поинтересовался ценой на ягоды.
Как только я начал рыться в карманах в поисках мелочи, её брови взмыли ввысь, а лицо приобрело оттенок сожаления, что вместо пяти она не сказала десять. Но было уже поздно. Я пытался выудить из своих шорт монеты. И тут подумал: стоп, а как я это дело довезу?
– Женщина, – говорю, – малина ж с лотком идёт?
Она смотрит на меня как на полоумного и хохочет:
– Ну здрасьте. С чего это ей вдруг идти с лотком?
Я задумался. Действительно, чего?
– Ну так продайте мне этот лоток! Почём? – спрашиваю я уже дерзко, потому что нащупал пару лишних монет и чувствую теперь, что могу себе позволить лишний лоток в своём доме. Я, кажется, даже нарочно ими пару раз позвенел.
Её реакция меня озадачила:
– Не продаётся, – говорит и задумчиво смотрит вдаль.
– Почему, – спрашиваю, опешив, – не продаётся?
Мне это непонятно. Я пятилетку прожил в Америке. Там всё покупается и всё продаётся. Даже гражданство можно купить. А демократия ведь и к нам пришла, пока меня не было, так что...
– В пакет пересыплю, лоток не отдам, – отрезает не терпящим возражений тоном.
Но я всё-таки слегка возражаю:
– Хорошо, хорошо, – говорю я, – вот вам лишний рубль. За него потом ещё два таких купите.
– Молодой человек, говорю же: не продаётся!
Я чувствую, как на меня накатывает волна изумления.
– Смотрите, – пытаюсь я объяснить на пальцах, – я хочу у вас купить малину, это пять рублей, так?
– Ну, – кивает она безучастно.
– А лоток этот, допустим, в самый неудачный день во время мирового финансового кризиса пятьдесят копеек стоит. Я же даю за него рупь. Двойная выгода!
– Не-не, – машет головой женщина, – мне потом за ними на рынок ехать, туда-сюда, головная боль... Покупайте так.
– Не могу, – говорю, – иначе домой доедет только малиновое варенье.
Женщина пожимает плечами.
– Два! Два рубля! – кричу я в азарте, доставая монеты и уже ничего не понимая.
Ноль реакции. Взгляд в даль, меня не существует.
– Два пятнадцать, – иду я ва-банк, как египетский торгаш в разгаре сделки.
Ничего. Молчит.
– То есть вас не смущает, – уточняю я на всякий случай, пытаясь воззвать к остаткам логики, – что из-за копеечного лотка вы теряете пять рублей прибыли?
– Сынок, мне не до этих вот ваших расчётов. Я уже старая, мне думать вредно. Мне молоко за вредность полагается, – отмахивается она.
У меня другие сведения, думаю я. Пятьдесят – ещё даже не пенсионный возраст, и с юбилеем логика не должна исчезать бесследно. Видимо, я слишком расчётлив. Видимо, пережил в Америке. Тут тебе не Америка. Тут нужно больше души и интуиции, а здравый смысл никого не интересует.
Я прощаюсь и, изумлённый, уезжаю. Без малины, но с мрачными мыслями о том, какое будущее ждёт наше деревенское предпринимательство.
(опубликовано в OnAir)
