#pomespenyeach Сегодняшняя подборка полностью взята из антоло | Громкая держава

#pomespenyeach

Сегодняшняя подборка полностью взята из антологии “Ой упало солнце”, вышедшей в 1991 году в издательстве “Художественная литература”. Ее подзаголовок — “Из украинской поэзии 20-х – 30-х годов”. В эту недолгую эпоху украинская литература (на украинском языке) расцветала — что продолжалось недолго, потому что в 30-е годы там произошло то же, что и везде в Советском Союзе, и подавляющая часть литераторов оказалась арестована или, по большей части, расстреляна. Вот даты жизни всех вошедших в подборку поэтов: Микола Зеров (1890–1941, репрессирован), Михайло Драй-Хмара (1889–1941, репрессирован), Павло Филипович (1891–1937, репрессирован), Майк Йогансон (1895–1937, репрессирован), Олекса Влызько (1908–1934, репрессирован), Михайль Семенко (1892–1937, репрессирован), Иван Кулик (1897–1937, репрессирован), Владимир Свидзинский (1885–1941, репрессирован), Василь Чумак (1901–1919, расстрелян деникинцами), Максим Рыльский (1895–1964, умер своей смертью), Богдан Лепкий (1872–1941, умер своей смертью), Василь Пачовский (1878–1942, умер своей смертью).
В сборнике соблюдается правило “один поэт — один переводчик”, что с точки зрения последовательности замечательно, а с точки зрения оценки плохо, потому что кто отвечает за качество стихов становится неясным; если вам вдруг кажется, что украинскую поэзию переводить на русский легко, поменять несколько слов и вперед — ну, вы ошибаетесь. Я думаю, что это даже труднее по-своему, чем, скажем, с романских или германских языков, потому что близкая структура текста дает меньше возможностей для полета фантазии, а слова и рифмы все равно все совсем другие. (Гаспаров разработал методику подсчета точности стихотворного перевода, про которую с некоторой извращенной гордостью говорил, что она описана в статье его литовской аспирантки — разбиравшей при помощи этого инструмента конкурсные русские переводы одного стихотворения Саломеи Нерис — и больше нигде; но, кажется, потом он все-таки где-то использовал эту методику сам и описал ее; там две главные характеристики — коэффициент точности и коэффициент вольности, они не находятся в состоянии дополнительной дистрибуции, что, наверное, самое удивительное для постороннего взгляда.)
Зеров участвовал в переводе на украинский (насколько я понял, это был коллективный проект) “Энеиды”; я нашел его отрывки, они отличные; в частности, это конец пятой песни, где содержится один из самых драматически напряженных и трагических эпизодов поэмы, гибель Палинура — и он передан великолепно. Филлофора у Йогансена — это красные водоросли северных и умеренных широт. Эротическое (в терминологическом смысле: непристойного ничего там даже близко нет) стихотворение Семенко — мне кажется, характерно для украинской поэзии тех лет больше, чем для русской (а в русской такого рода эротика если была, то больше у женщин-поэтов; впрочем, не ловите меня на слове, это очень смутные впечатления). У Кулика в переводе Руденко — тоже любовное стихотворение, но совсем другого жанра, с неожиданными советизмами (“Наркомснаб”!). “Утро снимает” напомнило мне “Белый день” Тарковского (“Камень лежит у жасмина”). “Астры” совсем-совсем юного Чумака — это такая довольно типичная северянинщина; к сожалению, что могло бы получиться из этого поэта — узнать нельзя. Лепкий переводил, в частности, кое-что из Пушкина, и, кажется, здорово: “Трiпочеться останнiй лист”. В стихотворении с надеждой на конец войны — как явления в человеческой жизни; преждевременной, увы, надеждой — я не смог прочитать слово “брехней” вместо “брехнёй”, а что имел в виду переводчик Вл. Ленцов — не знаю; в большом сборнике Лепкого я этого стихотворения не нашел. Ну и, наконец, стихотворение Пачовского прочитано слегка хулигански, потому что, во-первых, слово “гей” очень частотно в украинской поэзии, а во-вторых, в 1991 году по-русски оно еще просто не существовало (ну кроме как вот междометие); но получается ведь очень логично. Оригинал в комментах.