#pomespenyeach Стихотворение Строчкова вроде бы как читается | Громкая держава

#pomespenyeach

Стихотворение Строчкова вроде бы как читается на два голоса, условного “я” и условного “Бога”, но при попытке прочитать его вслух довольно скоро становится понятно, что это иллюзия; это богоискательское (или богоборческое) высказывание. *** Что именно происходит в стишке Михайлик, по-моему, не вполне понятно, но елки, какой сильный текст. *** Это стихотворение Фета я читаю глазами Гаспарова; в нем происходит нечто невероятное для вроде как обычного более или менее любовного высказывания того времени: “я горю от любви” превращается в реальную картину пожара, в 451 по Фаренгейту. Как это может быть при том что большая часть поэтической продукции того времени это вот как Фофанов — непонятно. *** Стихотворение Гиппиус может быть знакомо вам по песне Псоя Короленко. *** Следующие три вхождения вдохновлены гаспаровской книгой “Метр и смысл” (ну, в смысле, они там упомянуты): визионерски-сомнабулическая Шагинян; удивительный Регистан — который у Гаспарова, как иногда случается, никак не уточнен (и не ищется в сети; сборников много, но онлайн почти ничего); это наверняка не Габриэль Эль-Регистан, соавтор — вместе с Сергеем Михалковым — текста к гимну Советского Союза, а Гарольд Регистан, его сын; это псевдоним, конечно, но не испанский, как кажется, а самаркандский, так называется площадь в центре Самарканда. Регистаны были армяне из Узбекистана. И Оболдуев с трехстопным амфибрахием типа “работай, работай, работай”. *** Захлебывающийся пятистопный анапест Адамовича разъясняется в последних строчках. *** Очень трудно отделаться от мысли, что “Философ” Шуфа — это подтекст “Ночи” Пастернака; может быть, конечно, случайность. Цитата из “Ночи” стояла эпиграфом к какой-то популярной советской книжке про космос (“И страшным, страшным креном / К другим каким-нибудь / Неведомым вселенным / Повернут Млечный Путь”) — мне с тех пор кажется, что это и есть смысловой узел стихотворения. *** У Маяковского (вот еще один поэт первого ряда, который здесь появляется впервые) эмоция очень неожиданная для лирической поэзии, по крайней мере русской; с другой стороны, сюжет “Евгения Онегина”, в сущности, точно таков же. *** Николай Морозов (1854–1946) четверть века просидел в заключении как политический узник (в смысле, при царе), и придумал, помимо прочего, идею про фальсификацию истории, которую потом подхватили Фоменко со товарищи. Стихотворение довольно чудовищное, но мысль, вокруг которой он мучительно вертится, вполне ценная. Впрочем, Бродский сказал проще: “С точки зренья комара, / человек не умира”.

222. Владимир Строчков. Я говорю, устал, устал, отпусти [1992]
223. Николай Некрасов. Свадьба [1855]
224. Ольга Зондберг. Оперение змия за многие лета полета [1994]
225. Елена Михайлик. Над пустой и безвидной землей под какою плитою [2008]
226. Афанасий Фет. Ты вся в огнях. Твоих зарниц [1886]
227. Константин Фофанов. Вечернее небо, лазурные воды [1888]
228. Зинаида Гиппиус. Электричество [1901]
229. Мариэтта Шагинян. Memento mori [1921]
230. Гарольд Регистан. Синий-синий вечер [?]
231. Георгий Оболдуев. Поэту [1947]
232. Марина Цветаева. Второе путешествие [1910]
233. Георгий Адамович. По широким мостам… Но ведь мы все равно не успеем [1921]
234. Владимир Шуф. Философ [1885]
235. Борис Пастернак. Ночь [1956]
236. Анна Ахматова. Под крышей промерзшей пустого жилья [1915]
237. Константин Симонов. Тринадцать лет. Кино в Рязани [1942]
238. Осип Мандельштам. В хрустальном омуте какая крутизна! [1919]
239. Осип Мандельштам. Чернозем [1935]
240. Владимир Маяковский. Отношение к барышне [1920]
241. Александр Пушкин. Как сладостно!… но, боги, как опасно [1818]
242. Николай Морозов. Мы умираем только для других [1919]