Получи случайную криптовалюту за регистрацию!

Вождь Школогвардейцев В комнате на стене висит портрет. Вася | Лев Щаранский

Вождь Школогвардейцев

В комнате на стене висит портрет. Вася сказал отцу:
– Папа, расскажи мне про него.
– А ты знаешь, кто это?
– Знаю. Это Щукин.
– Да, это Сергей Геннадьевич Щукин. Наш любимый, родной, народный мэр из Телеграма. А ведь я его видел. Не веришь? Ну, слушай.

Был я молод. Плохо жилось тогда креативному люду. Крафтили мы с утра до поздней ночи в брендинговом воркшопе, чтобы еле свести концы с концами и заработать на хайповый лофт.
И вот появился один человек и сказал: Мы здесь власть! Падение режима неизбежно!
– Щаранский?!
– Тьфу, да причём здесь Щаранский? Мы о ком говорим вообще? Не тупи.
И люди, сынок, поднялись.

Восстание началось ранним предрассветным утром, 13 сентября.
Фонари на улицах уже не горели. На бульваре Гоголя тёмной громадиной высился штаб 6-го флота ВМС США. Огни в нём были погашены, а дула винтовок охранявших его морских пехотинцев были повёрнуты к Резиденции.
В темноте раздавались рингтоны айфонов, звучали отрывистые команды и носились по мостовым гироскутеры с юными блогерами, которые чатились и выкладывали дико хайповый контент в Тик-Ток.

На улицах горели костры. Школогвардейцы грелись у огня, негромко обсуждали кандидатов Умного голосования, оценки в четверти и ждали приказа наступать.
Отряды революционных студентов к этому времени уже заняли ближайшие вейп-шопы и кофейни «Кофе Лайк».
Одну из них охранял я, тогда студент второго курса УдГУ.
Вместе со мной штабную кофейню охраняли ещё пять хипстеров, три вейпера и два чеченских гея. Командовал нами старый ижевский либералий, которого все звали Андрей Петрович.
Два раза кофейню обстреливали из луков пробречаловские реконструкторы, но мы отбили их стрелы селфи-палками, не сходя с места.

Внутрь штаба можно было пройти только по особым пропускам – партбилетам «Патриотов России». Но у одного человека пропуска не было, и всё-таки его пропустили.
Когда он подошёл поближе, Андрей Петрович, вооружённый увесистым микрофоном, шагнул к нему и строго спросил:
– Крым чей? Ваш пропуск!
Человек остановился и откинул капюшон дождевика.
Лицо его было похоже то ли на уголовника, то ли на выпивоху, то ли на сумасшедшего.
Он негромко сказал что-то Андрею Петровичу. Тот вытянулся и взял под козырёк.

Человек с сумасшедшим лицом прошёл быстрыми шагами мимо меня и скрылся в кофейне. А наш командир вернулся на своё место и встал рядом со мной.
Он не сказал ни слова и всё поглядывал в ту сторону, куда ушёл незнакомец.
Оттуда, временами, сквозь шум кофемашин и блендеров для смузи, доносилось: «…а потом почту и телеграф! Промедление потере гранта подобно!»

Наконец я не вытерпел и спросил:
– Что ж, показал он вам пропуск?
Андрей Петрович медленно ответил:
– Нет. Он не успел его получить. Он скрывался всё время… Сперва в городской думе, затем в лагерях. А сейчас вот идёт в Резиденцию.
Потом Андрей Петрович добавил, и мне почудился в его голосе страх:
– Подумать только: он прошёл сюда мимо вражеских отрядов полиции. Его же могли… ты понимаешь, его могли посадить на пятнадцать суток!
В первый раз я слышал, чтобы наш командир говорил таким голосом.
Я заглянул ему в лицо и спросил:
– Да кто же это был?
И старый, прошедший через горнила каторжных постов в фейсбуке, либералий посветлел лицом:
– Сергей Геннадьевич Щукин.
Вася радостно захлопал в ладоши и спросил:
– А что было потом, отец?
Отец задумчиво погладил сынишку по голове:
– А что потом? А потом приехал ОМОН, отвесил нам увесистых звездюлей, а самых тупых и упёртых отправили хайпить семидесятую широту.
– А ты? – спросил сын.
– Я? Ты подумай, а я пока сугроб у входной двери разгребу и покормлю нашего белого медведя.