Получи случайную криптовалюту за регистрацию!

#личныйопыт Мои друзья по детской площадке Мамы малышей нере | ru de ʕ´•ᴥ•`ʔ

#личныйопыт

Мои друзья по детской площадке

Мамы малышей нередко социализируются на детских площадках. Ведь других мест, где их долго и с пониманием вытерпят с детьми, просто не существует. На детских площадках в Ульме я могу рассчитывать на такое общение: в присутствии моего мужа вставить пару предложений в разговор немецких родителей, а в следующий раз, будучи одной с детьми, в лучшем случае поздороваться с теми, с кем я до этого разговаривала. Но обычно — даже не иметь возможности пересечься с ними взглядами. Я уже думаю, что в моменты, когда я без своего немецкого супруга, меня накрывает плащ-невидимка, заговоренный для отвода глаз. Но меня точно видят двое: Цеца и Анир. Мои друзья по детской площадке. О них и расскажу вам сегодня.

Цеца, или Светлана, — боснийская сербка. В ноябре 2019 она воссоединилась со своим мужем в Германии. Пять лет они жили порознь, пока муж Цецы работал на немецкую фирму и водил большегрузы из Германии на Балканы и обратно. У них двое детей, и младший сын в первые пять лет жизни видел папу раз восемь-десять. Работала Цеца учителем сербского языка в школе, но в последние годы работать было всё труднее. Она и директор школы отстаивали сербский с кириллицей, а министерство образования настаивало на переходе на латиницу. В Германии Цеца пробовала предлагать сербский в школах, но тут он никому не нужен, ни с кириллицей, ни с латиницей. Немецкий она не знает, английский тоже. А работать нужно, потому что квартира, в которой они живут в Ульме, обходится аж в тысячу евро. В итоге Цеца берётся за любую работу: в последнее время убирает по домам за 10-15 евро в час. Пятнадцать платят только очень состоятельные, но у них Цеца работать не любит, потому что они внимательно следят за ней, как бы она что не украла. Ей неприятно такое отношение, лучше она будет работать всегда за 10, зато вне всяких подозрений.

Анир — марокканский бербер. Но в Марокко он не живёт уже больше половины жизни. Сначала он жил во Франции, потом в Италии. После 11 лет жизни на Сицилии он с женой и сыном переехал в Германию. На Сицилии он получал 900 евро и снимал 100-квадратный дом за 400, жена подрабатывала тоже, на жизнь хватало, но не более того. Италия — бедная страна, говорит Анир, стоя посреди ульмского снега, но хорошо, что солнечная и люди приветливые. Работу он получил в Мюнхене на итальянской фирме, которая производит лестницы для новостроев, а 48-квадратную квартиру нашел в Ульме, в двух часах езды от места работы. Чтобы добраться до него, Анир каждый день встаёт в 4 утра, в 5.30 уже сидит в мини-бусе с шестью другими пассажирами. Возвращается в 10 часов вечера домой. За все время коронавируса не было и дня перерыва в его работе. Семилетний сын видит папу только по выходным, о чем Анир очень сожалеет. Но найти жильё в Мюнхене и в округе у него не получается, как и работу в Ульме. Он не знает ни немецкий, ни английский.

Общаться с Цецой и Аниром нам помогает Гугл-переводчик, обрывочные знания Цецы в русском и мои остаточные познания во французском. Каждый раз, когда мы долго и не всегда успешно вбиваем наши вопросы и ответы в окошки смартфонов, я думаю о том, что при прочих равных моего немецкого почему-то недостаточно, чтобы полноценно общаться с немецкими родителями. Я никогда не узнаю, в каких условиях они едут на работу и сколько им за нее платят. А ещё вспоминаю цитату то ли Сократа, то ли ещё какого-то умного человека: кто хочет — ищет возможности, кто не хочет — оправдания.