Получи случайную криптовалюту за регистрацию!

Давайте я попробую разложить, почему у нас сложился такой конт | Правый курс

Давайте я попробую разложить, почему у нас сложился такой контекст, в котором быть «заукраинцем» == принадлежать к «лучшей части общества», а топить за «русский мир» == списывать себя в бомжарню, и «как это работает».

Начну издалека. Американский профессор-социолог Фасселл, в своей когда-то нашумевшей книжке «Класс», описывая социальную стратификацию американского общества 80-х (это важно, сейчас у них всё поменялось), обратил внимание на любопытный парадокс: почему-то для мужчины манифестировать себя геем — значит автоматически повысить свой неформальный социальный статус, а для женщины объявить себя лесбиянкой — значит его понизить. Геи, хоть и подвергались тогда ещё всякому там шеймингу, всё-таки воспринимались как своего рода богема, а вот лесбы — как никому не нужные, списанные в утиль страшные тётки, живущие друг с другом потому, что никакой мужик на них не позарится.

Любители исторической антропологии, комментируя это его наблюдение, обратили внимание, что некоторая своеобразная «элитарность» мужскому гомосексуализму была присуща во все времена и у всех народов — в отличие от женского. И связано это было с простой вещью: «мужское» всегда было как бы в дефиците — мужчины гибли в войнах, внутренних конфликтах, вообще меньше жили и т.д. Именно поэтому на «традиционном» мужчине лежал своеобразный освящённый традицией долг найти женщину (а то и не одну) и если не продолжить род, то хотя бы снизить градус неудовлетворённости в обществе — поэтому мужской гомосексуализм в обществе в целом всегда был зашкваром, а вот на женский смотрели сквозь пальцы. Но именно поэтому же, парадоксальным образом, он входил в круг «престижного потребления»: иметь на содержании в качестве «жены» не женщину, а мужчину — своего рода роскошь, «может себе позволить».

Теперь смотрите. Какое главное отличие Украины от России в постсоветский период истории? Основное такое: там уже как минимум дважды — в 2004 и в 2014 — менялась власть и даже «геополитический курс» под диктатом политической «улицы». В России такого не произошло ни разу. Политическая «улица» — это никакое не «большинство», и не «воля народа». Это воля пассионарного, организованного и мотивированного столичного меньшинства, дирижируемого элитными кланами — через деньги, медиа и «гуманитарное влияние» (машину НКО). Иными словами, это такое государство, где весь этот «элитариат» — денежный, политический, медийный и last but not least криминальный — имеет свою долю во власти, и сам себя осмысляет ни много ни мало как «гражданское общество». «Это не народ, это хуже народа — это лучшие люди города». То, что они часто идут прямо против интересов и чаяний большинства, их не просто не останавливает, даже наоборот — быдло голоса иметь не должно, сколько бы его ни было.

В этом смысле заукраинство — это в первую очередь представление о государстве, как существующем в интересах активного меньшинства, «лучших людей». Причём критерии, почему одни это лучшие люди, а другие хлам народ, среда определяет всегда сама промеж себя: для этого существует развитая этика «рукопожатности» и «приличности» с жесточайшим кэнселлингом отщепенцев. «Демократия» понимается, во-первых, как непрерывная и дорогостоящая пропагандистская кампания по навязыванию лапотному быдлу изначально чуждых ему взглядов на жизнь, а во-вторых, регулярная «сменяемость власти», понимаемая как сброс напряжения: цикл «пришёл во власть — проворовался — разоблачили — отстранён — несите следующего» и так до бесконечности. При этом возможность «не провороваться» исключена — поскольку государство по определению для своих, а не для быдла, любой, кто попытается вести себя не по шаблону — нарушитель конвенции.

Так что если у Хайдеггера Dasein понималось как «для-себя-бытие», то тут включается конструкт «для-себя-государство»: Daseinstaаt. То, как оно было на Украине, предполагалось как своего рода эталон и для России тоже — «прекрасная Россия будущего». А путинский период — это такое сворачивание с колеи: пришли, наворовались, а сменяться, твари, не хотят; и совесть нации тоже слушать не хотят, ибо возомнили.