Ужас войны заключается и в том, что трагедия начинает восприни | Движение Сопротивления

Ужас войны заключается и в том, что трагедия начинает восприниматься как обыденность. Как неотъемлемая часть пейзажа. Как будто так и надо.

Даже если война сегодня закончится, она навсегда останется в сознании и будет отравлять людям всю их жизнь. Путинская Россия не только принесла людям горе сегодня, она зарядила их горем на всю жизнь.

Из воспоминаний немецких детей. Книга "Kriegskinder" — дети войны.

Однажды я гуляла у маленького берлинского пруда. В воде плавала мертвая женщина, лицом вниз. Ее юбка надулась, и ветер гнал тело через пруд, как парусник.

Мы ездим по гетто, мать покупает меха и шарфы, платя столько, сколько сама решила. Я стою на заднем сиденье "Мерседеса", рядом со мной сидит моя няня Хильда, моя мать - на переднем сиденье рядом с шофером. На мне черно-белый костюмчик. Люди грустно смотрят на нас. Я показываю язык какому-то мальчишке старше меня. Он разворачивается и уходит, и мне кажется, что я победил. Я торжествующе смеюсь, но няня молча усаживает меня на сиденье.

Напротив нашего дома лежал повешенный. Немец. Он пытался спрятаться от войны в разрушенном здании, и его повесили на фонарном столбе. Когда он умер, веревку обрезали. Он лежал там несколько дней с открытым ртом, и мы, дети, бросали ему туда камешки. В конце концов его убрали и закопали на обочине. Но поскольку на городских улицах не должно быть мертвых, приехали грузовики, его и другие тела откопали и побросали в кузов. Мы, дети, за всем этим наблюдали. После этого мы пошли обедать. На обед была кукурузная каша, но у меня в голове были только эти тела в порванной одежде и с торчащими костями. Я не мог есть, меня тошнило.

Признать, что преступник — твой отец или твоя мать, и как-то примирить это знание с любовью, которую ты к ним испытывал. Это порождает двойственность и невыносимое напряжение. Часто скрываемые преступления прошлого весят так тяжело, что это ломает психику потомков. Это невозможно переварить: как любимый и любящий отец мог одновременно быть убийцей?

В квартире был роскошный диван, и на нем лежали маленькие брошюры. Днем бабушка часто уезжала в Цюрих, и я как-то заглянула в одну из них. Я пришла в ужас, когда обнаружила, что брошюры - о концлагерях, и что такие лагеря - в Германии. Там были такие иллюстрации… Однажды кто-то на улице городка ударил меня по щеке и закричал: "Ты поганая немка!" Я плакала.

Русские солдаты - они были маленького роста и ехали на маленьких лошадках - захватили ферму, на которой жила наша семья. Они застрелили нашу большую собаку, потому что она лаяла. Пес был моим другом. Один солдат посадил меня на лошадь и покатал по деревне.

Вдоль дороги лежали мертвые люди и мертвые лошади - все вперемешку. Мы ночевали в сараях, на брошенных фабриках, в поездах, в лагерях с душем от вшей, с жидким супчиком из полевой кухни. Иногда нас бомбили. Пока мы шли, бабушка и еще несколько родственников умерли. Выжили только я, моя мама и моя сестра.

С виллы напротив слышался ужасный шум, и моя бабушка с решительным видом отправилась туда. Там на кровати лежали мать и дочь, голые, изнасилованные, с перерезанным горлом. Бабушка кричала на пьяных русских до тех пор, пока они не ушли. Моя мать, которая была врачом, осмотрела обеих женщин и сказала, что они мертвы. Их похоронили в саду.

Однажды вечером мы нашли приют в доме пожилой женщины, у которой было очень много кошек. Когда мы обедали, животные вдруг начали дико прыгать вокруг, по столу и стульям. Наша бабушка была рассержена. Женщина не позволила нам остаться у нее, и мы спрятались в старой шахте. Когда завыли сирены, поднялась паника. В шахту набилось много народа, кто-то не удержался на ногах, и его затоптали. Кошки нас предупредили и спасли нам жизнь.