Интересно, что если абстрагироваться от более приземленной и | pavle
Интересно, что если абстрагироваться от более приземленной и поверхностной хоррор-составляющей, которая, безусловно, в “Иччи” поставлена удивительно — ориентируясь на среднюю температуру по больнице российских хорроров — хорошо; то можно нарыть, возможно, главную пугающий элемент “Иччи” — леденящий и парализующий страх Другого.
Если что-то и объединяет все хоррор-фильмы, выстроенные вокруг эстетики фольклора, народных традиций, локально-культурных эпосов/сказаний, то это страх перед глобальным, большим миром, который является самой большой угрозой самости и уникальности маленьких народностей. Маленькие народцы с их устоявшимся бытом, привычной рутиной, вековыми традициями, обрядами и верованиями символизируют собой типичного “маленького человека”, которого можно обнаружить в практически в любой культуре. Никто не хочет быть маленьким человеком, но при этом каждый себя им время от времени ощущает. И когда ты чувствуешь себя маленьким, все большое, сильное и могущественное представляет опасность.
Разномастные маркетологи, промоутеры, сммщики и прочие персоналии с неопределенной квалификацией и размытыми профессиональными обязанностями, продвигая “Иччи”, крайне часто сравнивали работу Костаса Манааса с фильмами Ари Астера. Мол, это же примерно одно и то же. Типа тот же концепт фольклора, тот же непознаваемый, вязкий, неприятный страх перед Другим и все в этом духе. И цель подобных сравнений очевидна — завлечь чуть большее количество зрителей в кинотеатры (если смотреть на сборы, то становится понятно, что подобная стратегия была провальной).
Другое дело, что сравнивать фильмы Ари Астера с “Иччи” — спекуляция на экзистенциальном страхе Костаса и тысяч якутских жителей, радеющих за сохранение неповторимости собственной культуры. Ари Астер, несмотря на свой безусловный режиссерский скилл, — коммерс-эксплуататор, использующий культуры других народностей (к которым он не имеет никакого отношения. к-мон он типичный яппи из Нью-Йорка) для создания своего определенного, хорошо продающегося образа этих самых народностей и их культуры. Внутреннего нерва в условном “Солнцестоянии” нет и в помине, потому что Ари Астеру плевать на весь этот фольклор и сохранение локальных традиций и обрядов. Он снял фильм, заработал и пошел пить латте — за что ему респект, мужик вполне честный продажник.
Только вот “Иччи” является особенной и очень личной работой, оголяющей помимо нежной любви к собственной родине со всеми ее традициями и эстетикой, еще и страх смерти всего этого.
