В 3-м номере альманаха Connaisseur под редакцией Ивана Толсто | Носо•рог
В 3-м номере альманаха Connaisseur под редакцией Ивана Толстого вышли письма Андрея Николева к Анне Гипси, подготовленные редакторкой готовящегося издания «По ту Сторону Тулы» Кристиной Константиновой.
Анна Николаевна Гипси – старинная подруга семьи Егунова, Андрей Николаевич переписывался с ней в последний год своего десятилетнего срока в ГУЛАГе с 1955 по 1956, когда надеялся выйти на год раньше благодаря зачётам по работе. Гипси зовет его в Ленинград, а Егунов опасается «получить предписание покинуть город» в 24 часа. В итоге после освобождения он всё-таки попадает в Ленинград, где видится с Анной Николаевной.
Из переписки сохранились только егуновские письма. Публикуем несколько отрывков.
Здесь Егунов пишет, как он воспринимает грядущее освобождение:
«Через месяц (точнее 7/VII) истекает мой срок (благодаря зачётам за работу). Для молодых и семейных это бывает радостью: или начать новую жизнь или вернуться в семью. Но для бездомных, у кого никого и ничего нет и которым негде приткнуться, это совсем другое дело. В 60 лет не начинают жизнь и нелегко бывает найти работу с такой приятной справкой на руках, как инвалидное свидетельство о нетрудоспособности. Так что для меня это прыжок в неизвестное…»
Тут о своих смешанных настроениях накануне:
«…видишь, с какою радостью я приближаюсь к моменту своего выхода отсюда – эта радость почти равна радости поступления сюда. Да и не я один так, это ощущают многие из бездомных. Ведь с 1953 г. лагерь постепенно перешел в свою полную противоположность (вот она диалектика-то!): «обращение тонкое и деликатное», за куском хлеба не надо стоять, его принесут в секцию. Никакой заботы ни об отоплении, ни об освещении. Душ, стирка белья, бреют, стригут, ни одного клопа, 4 раза в месяц кино, лекции, радио, школа грамоты, курсы ремёсл и т.д. (всё это я совершенно всерьёз). Некоторые, «западники» (т.е. с зап. Украины) впервые видят простыни. От освободившихся приходят и такие письма, которые напоминают «я о тюрьме своей вздохнул» («Шильонский узник»). Я уже 3-й год сочетаю в себе черты Обломова и шильонского узника. Впрочем, в мои годы естественно «лежать на печке». Я бы так и лежал и полёживал, предаваясь «мечтам и снам» и страдая только психологически, а тут вдруг неприятность: выходи. А от мира отвык, ни кола ни двора, т.е. ни одеяла, ни ложки, ни плошки. И – самое главное – никакой охоты жить. Надоело до смерти, даже восход и закат солнца, наступление весны и прочие якобы хорошие вещи».
А вот уже после освобождения Андрей Николаевич незадолго до путешествия в Ленинград и встречи с Анной Николаевной:
«Теперь поеду стеснять вас всех. А ничего не поделать… Одна надежда в течение ближайшего учебного года добиться пенсии и тогда ретироваться, если буду жив. Итак, Нюша, иду на вы – вам угрожает нашествие иноплеменных, но, надеюсь, не междуусобные браки.… Да, тяжеловато, когда кто не ушёл вовремя со сцены. Приискание работы здесь для меня очень трудно. Кроме того, раздетость (для лета-то у меня вид сносный, не бросающийся, по крайней мере, в глаза: серый костюм, присланный, неизвестно почему, тётушкой еще года три тому назад; он там пролежал в каптерке, ни разу не надёванный, и не сгнил – что значит сухой-то климат – недаром в Египте и фараоны сохранились до наших дней – вот теперь он и пригодится, да еще как. Но кроме него ничего нет. Что я в здешней райской прохладе разгуливаю без пальто, встречные, вероятно, приписывают физкультурным наклонностям: закаляйся, как сталь.
Вижу, что я пишу уже всякую чепуху».
3-й номер альманаха Connaisseur называется «У нас в Ленинграде» и посвящен ленинградскому периоду петербургской культуры. Здесь можно прочитать интервью Ивана Толстого об этом издании.
Письма публиковались впервые, с разрешения хранителей архива, Вадима и Ирины Сомсиковых.
