Целый день разбираю архив Наймана. Немного плачу, немного смею | Пришла и говорю

Целый день разбираю архив Наймана. Немного плачу, немного смеюсь. Больше плачу.
Окей, там есть письма Ахматовой («Дорогой Толя, у Данте все таки..»), Бродского («А.Г! Ходом идите в за билетом и тю»), Довлатова («Дорогие Галя и Толя! Простите пьяную сволочь»). Но все это тонет в массе писем вообще. Погребено в толще этой прекрасной эпистолярной культуры, которую не возобновить.
Я беру и начинаю читать с любое письмо с любого места. Я не знаю, может это все были какие то неидеальные люди (про Бродского и Довлатова мы уж точно знаем, что не идеальные), но какая в каждом слове любовь к частности, к частной жизни. Вот просто к жизни, ежедневной, даже мещанской, но жизни как таковой.
У меня конечно сейчас мозги как то особым образом развернуты, но я буквально везде между строк читаю «Лишь бы не было войны». В письмах наймановских товарищей по Техноложке и его друзей-поэтов, (все они пережили эвакуацию, у большинства отцы прошли войну, у некоторых - убиты) и конечно в письмах его родителей (мой дедушка был толстовец (еврей-толстовец!) и еще при царе сидел в тюрьме за отказ от воинской повинности).
Везде в этих письмах – взгляд внутрь. Внутрь себя, внутрь отношений, внутрь языка. Какое там вставание с колен и величие страны - ффу. Важна жизнь. Жизни. Дыхание.
Эти письма рассыпаются в руках. Края бумаги крошатся. Штемпелей не разобрать. Они ощущаются почти папирусами. Во всяком случае частью совсем другой цивилизации.
Которую мы подвели