В один из дней, при просмотре мною бумаг, в кабинет вошел дежу | Нечаевщина
В один из дней, при просмотре мною бумаг, в кабинет вошел дежурный помощник и сообщил мне: «Товарищ комиссар, привели Пуришкевича». Я велел его привести; у Пуришкевича также была в свою очередь просьба ко мне. «Вы комиссар?..» — задал мне вопрос Пуришкевич, расставив обе ноги в стороны и запустив обе руки за пояс штанов и быстро оглядываясь по сторонам. «Да, я, — ответил я ему, — чем могу быть полезен?» — «Знаете что, г-н комиccap, у меня к вам есть большая просьба: не сажайте, пожалуйста, меня с мошенниками». Я спросил, кого он подразумевает под словом «мошенник», объяснив при этом, что тут сидят очень многие мошенники, но разной степени и разных рангов, есть высшие и обыкновенные. «Вот-вот, я про мошенников высших рангов говорю, про Щегловитова, Хвостова и Белецкого, которые продали Россию». — «Ну, вот так новость, — говорю я, — а вот сидящий Бурцев и Временное правительство все время хнычут, что Россию продали большевики». — «Ну, нашли о ком говорить, — ответил Пуришкевич, — разве Временное правительство — правительство, — это кислятина какая-то, а не правительство».
— Для России правительство нужно вот, — сказал Пуришкевич, сжимая обе руки в кулак. — Вот большевики, пожалуй, что-нибудь сделают.
Я приказал отправить Пуришкевича, капитана Душкина и других активных участников юнкерского восстания в корпус. Сидя в камере, Пуришкевич вечно был чем-нибудь недоволен, не было дня, в который Пуришкевич не вызывал бы к себе 2 — 3 раза с какой-либо просьбой или жалобой, вообще это была самая беспокойная натура из всей тюрьмы. То его обкрадывали, то ему «волчок» запирали, то пищу не вовремя подали, — заявлений от Пуришкевича поступало каждый день целый ворох. Коллеги по заключению, мелкие воришки и налетчики, неоднократно обкрадывали его (самое большое зло, которое едва удалось искоренить), и в последний раз утащили всю его переписку, письма, которые Пуришкевич писал с резкой критикой на большевиков все время (экземпляры их должны храниться в ЧК).
...
Сидевший в то время редактор «Общего дела» Вл. Бурцев проявлял беспокойство характера не меньшее, чем Пуришкевич. При моем появлении он всегда начинал бегать из угла в угол по камере и, потрясая своей сивой бородкой и брызгая на далекое расстояние слюной, кричал: «Что вы сделали, мерзавцы! мерзавцы! Продали Россию, продали Россию, посажали самых лучших людей, глядите, глядите, кого вы посадили», и указывал на внушительные, упитанные фигуры Терещенко и Коновалова, которые в то время пили чай в «прикусочку». Не помню точно кто, но один из представителей Временного правительства начинал ставить крестики на стене, сколько времени продержится советская власть; я им посоветовал этого не делать, так как, во-первых, стены пачкать негигиенично; во-вторых, для крестиков камеры не хватит, а так как на ближайшее время выпускать мы их не думаем, то просил оставить эту затею. В одно из посещений т. Урицкого «Крестов» тов. Урицкий желал побеседовать с Пуришкевичем, который при нашем появлении в хирургическом отделении, сидя около ванной комнаты на корточках, что-то мастерил. Увидав нас, Пуришкевич вскочил, быстро подошел к тов. Урицкому и задал вопрос: «Ну что, долго еще будете держать меня?» Тов. Урицкий ответил ему, что «мы не прочь вас, Пуришкевич, выпустить, но боимся того, что как бы вас на улице не растерзали, ведь вы знаете, как теперь настроены рабочие, и я боюсь, — добавил он, - что как только вы появитесь на улице, рабочие растерзают вас». — «Да, — сказал Пуришкевич, подумав, — пожалуй. Теперь ваша взяла». — «Ну, вот видите, сами соглашаетесь, — сказал тов. Урицкий. — Вы вот лучше скажите, какого вы мнения о большевиках и вообще о перевороте, такого же, как буржуазные газеты, или несколько иного?» — «О нет, — сказал Пуришкевич, — я совершенно другого». — «А именно? » — спросил тов. Урицкий. — «Большевики продержатся 15 лет, а затем будет монархия». «Что будет?» — спросили мы, смеясь, в один голос с тов. Урицким. — «Да. Да. Монархия. Уверяю вас. Понятно, — поправился Пуришкевич, — не такая монархия и не с таким, понятно, монархом, как Николай, а идеальная монархия». — «Ну, полно вам
