2022-06-30 14:59:34
— А вы не подскажете, дому вашему сколько лет?
— Не, мы снимаем.
Хозяйка, вышедшая к калитке, смотрит нахмуренно, но не то, чтоб неприветливо, просто явно не понимает, чем может быть вызван интерес к её дому.
— А в документах может видели случайно? – не унимаюсь я.
— Да каких! — она почему-то изумлённо смеётся, и через миг поясняет: — я и хозяина не видела ни разу!
— Как так? — улыбаюсь и я.
— Ну мы у бабушки — тут жила — снимали, она год, как умерла, дом к сыну отошёл. А ему ещё сидеть шесть лет. Ну мы пока живем. Но дом… Если год ещё, два простоит, хорошо, а то…
— А что с ним? — не соображу.
— Ну валится дом!
Она кивает в сторону дома, я приглядываюсь и замечаю, что линия пола, наверное, и правда слева повыше сантиметров на десять.
— Ого! Пол, да?
— Вот этот угол совсем сгнил. — Подтверждает она мои мысли. — У нас здесь стенка стоит, так даже там наклонилось так.
— Так вы прям по полу ходите, по наклону?!
— Пошлите! — вместо ответа разворачивается хозяйка, приглашая за собой.
— Да ладно! Серьезно, покажете?!
Я покосившихся домов видел, к сожалению немало, но внутри, кажется, не бывал.
Заходим, как здесь говорят, «в ограду», проходим мимо рвущейся к нам, охрипшей рыжей собаки («Тума молчать!»). Я вдруг осознаю, что если здесь собаку зовут Тумой, то в Туме, что под Рязанью, бегает по чьему-то двору, может, её побратим — пёс Тарбагатай…
— У нас знаете он ночью как трещит! Каждую ночь трещит! — Хозяйка, поясняя, проводит тёмными сенями. — Да не разувайтесь, что! Ничего, не надо, не надо!
Заходим в просторную довольно комнату с белой кирпичной печкой. Дальний от входа угол очевидно самый нижний: мебель, вся по правой стене, странным образом стоит не вертикально, а чуть откинувшись назад, видимо опираясь на стену позади.
— Вот сюда пойди. Прямо аж… аж уводит…
Хозяйка приглашает вглубь комнаты и здесь чувствуешь себя словно внутри большого цветка: все четыре стены к верху словно бы расходятся в стороны…
— Ого, а дверь?! Она же не прямоугольная!
Хозяйке кажется даже нравится мой восторг (по правде говоря немного смешанный с ужасом).
— Да-да, вот сфотографируй! Он весь трещит.
Сажусь на коленки, чтобы снять дверной проём (в видоискателе картинка, как это бывает, когда фотографируешь аттракцион «перевёрнутый дом», — смотрится вполне обычно и передать ощущение необычного, этих расходящихся стен, особо не удаётся), как вдруг подаёт тихий голос мужчина, появление которого я и не заметил:
— Он висит на трубе только.
— В смысле? — не пойму.
— Вот трубу печную если разобрать, рухнет. Он висит на трубе. — Мужчина выходит чуть вперёд показывая вертикальную трещину на печи, — Печка вот так вдоль треснула и разломилась. Он висит на трубе только.
Хозяйка подсказывает мне насчёт фото:
— С той стороны лучше будет видно. Вот тут вот, с моего места.
Мужчина перехватывает слово:
— Я единственное молюсь, чтобы нас дома не было, когда он развалится. Ну висит же на трубе, сколько он ещё продержится?
Я делаю ещё пару кадров, приглядываюсь к дальнему верхнему углу комнаты — там, кажется, какой-то свет. Мужчина отслеживает взгляд, поясняет:
— у нас вот этот угол в стенке, там брёвна разошлись, зимой там банки с консервацией замерзают.
И снова повторяет заклинанием: «Вот смотрите, висит на трубе. Вот видишь, даже печка начала вот так вот. Он висит на трубе. Убери трубу и он упадёт.»
— А что делают в таких случаях вообще? — я пытаюсь представить, что бы я делал. В голову ничего не приходит, но хозяин («Надо всё же спросить, как его зовут»), смеясь проясняет:
– Да как что? Съезжают. Ломают и всё. Был бы наш конечно уже сломали. Была бы, как у меня на родине станция, пошёл бы в ЖД, договорился, поднял, убрал-вычистил-залил… а здесь-то где? Станция в другом городе только…
— А, вы ж снимаете… — я не сразу вспоминаю сказанное в начале. — А вы сами откуда?
— Из Иркутска, не совсем рядом.
882 views11:59
N
