Я состою во многих русскоязычных чатах в телеграме, которые ка | I’m a Supergirl
Я состою во многих русскоязычных чатах в телеграме, которые касаются Перу — меня волнуют ковидные вопросы и разные нюансы пребывания иностранцев. А еще меня часто спрашивают про аяваску — тема инстригующая, я в Перу, изучаю индейскую жизнь, все вполне логично. И как раз сегодня в подумала, в очередной раз — почему же именно аяваска из всех моих опытов и интересов вызывает неизменный ажиотаж? И как раз попался один из аяваска-чатов — думаю, многочисленных.
Только там обсуждали не просветление, а сексуальное насилие. Оказалось, что шаманы нередко насилуют женщин, находящихся под аяваской. Еще чаще — совершают действия сексуального характера: трогают за грудь, проникают пальцами. Добровольные романы с «клиентками» тоже не редкость, и сами женщины их интерпретируют иногда любопытным образом как приворот или любовную магию.
Сначала я просто была шокирована. Так получилось, что в моей жизни были и психоделики, и сексуальное насилие — порознь, но я могу виртуально совместить их и ужаснуться. Думаю, это катастрофически разрушающий опыт, потому что чувства человека под психоделиками предельно обострены. Аяваска при этом отличается от других тем, что человек зачастую полностью теряет ориентацию в пространстве и времени на несколько часов, погружаясь в себя. Этим и пользуются.
А потом я подумала, что если насилие, в том числе сексуальное, всегда про власть — то это может быть и мотивом некоторого властного реванша, этакое изнасилование крестьянами купеческих дочек. Аявасочная нью-эйдж индустрия определенно экзотизирует и романтизирует «невинного, но просветленного дикаря». Как дискурс, конечно. Как индустрия, она прекрасно этого дикаря эксплуатирует: в этом бизнесе множество посредников, которые нередко зарабатывают больше шаманов. Впрочем, последние годы нередки и ситуации, когда сами шипибо-конибо (а мне кажется, что по удельному весу их больше всего в этом бизнесе) уже начинают реально, а не «духовно», возглавлять свои ретрит-центры. И это превращается в такую вполне капиталистическую машину, куда текут доверчивые туристы в поисках «Бога из чашечки», который разрешит их жизненные проблемы. Я сейчас не буду говорить о возможностях аяваски, которые, конечно, есть — но, как правило, дает это действо людям намного меньше, чем они ожидают. Это понятно: никакой волшебной пилюли не существует, но одни люди продолжают ее искать — а другие стабильно на этом зарабатывают.
И вот белые люди, которые всегда стоят в иерархии перуанской на самой вершине просто по цвету кожи, по воле ньюэйджевских тенденций, то есть в целом случая, оказываются в массовой зависимости от шипибо, которые на той же лестнице традиционно стоят ниже всех (не как именно шипибо, но как перуанские народы сельвы, по котором только ленивый не проедется добрым словом). Когда они трезвы — сохраняется одна иерархия. И организаторы ее поддерживают, потому что для многих из них шипибо — все тот же дикарь: ленивый, необучаемый, похотливый (сообщения в чатах). Пусть и просветленный, но главный просветленный тут, конечно, организатор (часто «посвященный в традицию», пропивший сто аявасок — отдельная тема!, усыновленный шаманом и так далее). То есть колониальная иерархия сохраняется — до тех пор, пока не нисходит тьма. В прямом смысле: церемонии, как правило, проводятся ночью. И вот в этой лиминальности происходит то, что мне и правда хочется истрактовать, как реванш. То есть иерархии не исчезают, как им положено, а переворачиваются.
Это только идея: я совсем не там, мало знаю о шипибо-конибо, не исследовала индустрию. Но я вообще нередко с ней как-то соприкасаюсь, и сама участвовала в ритуале. про насилие раньше никогда не слышала, и тут хочу сказать важное: как бы не перекрещивались контексты, насилие — это насилие, его ничего не оправдывает, и жертва ни в чем не виновата.
