Говорят, сегодня день писателя, а я живого писателя ни разу не | Опусы шальной разведенки

Говорят, сегодня день писателя, а я живого писателя ни разу не видела. Нет, пишущие были. Один тридцать семь рублей на водку занял, второй болгарку украл.

Третий, я помню, напившись портвейну, полчаса читал Ирочке Хармса. А Ирочка эта – бухгалтер вообще-то. На мясокомбинате работает. И вот она говорила как раз: "Сергей, ну как вам не стыдно? Вы вон пьяный совсем, даже буквы путаете. Вы ж писатель, вам беречь себя надо". Только он никакой не писатель был, а простой алкаш из издательства. Издавал современных прозаиков. Под шумок и себя вроде издал – только этого никто не заметил. Может, мама его читала. Или кто в электричке до Выборга.
Я ему говорю как-то: "Вот прозаики. Ты их видел? Они какие?"
И он мне поклялся двоих приволочь. Прям за шиворот, прям на пьянку. Только ты, говорит, коньяка уж купи. Прозаики предпочитают коньяк - и чтоб фужеры не пластиковые. Я испугалась. Позвонила, кому могла. Тому, что тридцать семь рублей занимал – в первую очередь.

– Ты, говорю, гнида, когда долг отдашь? У меня тут прозаики на подходе.

Но никто не подошел. А вместо них пришло три пьяных поэта с какой-то дрожащей женщиной. Ну, знаете, эти. Какие поэзию любят. У них у всех почему-то плохие зубы и очень редкие волосы рыжие. И поэтому они всегда в шляпке. Или шапочке из мохера.
Если в целом, оно и правильно. Поэтов у нас на районе всегда поколачивали – самый центр же культурной столицы. А они чо-то боль там, бемоль. Тут, конечно, побьют, раз без женщины.

У меня к поэтическим женщинам этим вообще никаких личных претензий нет. Вот одна разве что: они годами потом ищут свои дурацкие контейнеры. Звонят прерывающимся голосом и заискивают: а, мол, помните, я к вам в дом в туесочке котлетки носила? У Алешеньки язва, он кушал. Так вот, не могли бы вы туесок этот, контейнер, то есть, мне обратно теперь отослать?
А я не могла бы. Пусть сперва Алешины друзья мне болгарку вернут. И тридцать семь рублей вот не лишние.