Кто-то еще смотрит телевизор? Мне приходится, его крутят в мои | Восьмое декабря

Кто-то еще смотрит телевизор? Мне приходится, его крутят в моих любимых заведениях. Обратите внимание на телевизионную рекламу. Еще несколько лет назад телевизионная реклама предлагала зрителю идеальную или фантазийную картинку жизни. Красивые бабы обпшикиваются духами от DKNY, Пепси связывает свой бренд с хайповыми рейвами, две подружки обнимаются с двумя подушками. Мы на яхте провисели две недели.

Теперь случился некий маркетинговый сдвиг. Вместо идеальной красивой картинки рекламные ролики предлагают некую Нормиз-Норму. Маркетологи прекратили продавать «недостижимый» идеал и решили, что выгоднее продавать фантазию о Нормальной Тихой Буржуазной Жизни. Вместо сексапильных моделей трусы Кальвин Кляйн рекламирует загадочное жиробасное мясо. Сбермаркет демонстрирует, как удобно с его помощью заказывать продукты на российский Новый Год. Фастфудницы откинули любой brand image и просто рекламируют себя как «у нас вкусно».

Благими намерениями «сделаем рекламу, близкую к целевой аудитории» была выстлана дорога в ад. Ведь все, что показывается в рекламе, воспринимается человеком, как идеал. В итоге у потребителя рекламных видеороликов формируется представление, что если они не встраиваются в нормиз-идеал рандомного офисного планктона, то с ними что-то определенно не так. Я страдаю от синдрома «почему я не могла просто работать аккаунт-менеджером в рекламном агентстве» сама, и я слышу этот невроз от кучи других людей, которые даже не являются маргиналами.

«Норма» как идеал – настолько заметный культурный вопрос, что на эту тему успела высказаться даже Шульман. Медиа не могут быть просто репрезентативными – они всегда дают некую картинку, к которой человеку нужно стремиться. В результате операции «сделаем мещанство идеалом» человечество пострадало так, что даже просто быть репетитором – или научным работником – или просто кем угодно – теперь ощущается как буквальный панк. «Я не хочу и не буду идти на работу в Газпром-медиа» -- даже это теперь ощущается некой контркультурой.