Получи случайную криптовалюту за регистрацию!

Женщины Украины. Марина, Днепр: «Меня зовут Марина, мне 34. Я | дочь разбойника

Женщины Украины. Марина, Днепр:

«Меня зовут Марина, мне 34. Я живу в городе Днепр. Моя семья — это я, мой ребенок (4 года) и муж. Еще у меня есть бабушка (86 лет), родители, двоюродная сестра и тетя — они все тоже находятся здесь.

Я узнала о начале войны в 5 утра 28 февраля. Муж разбудил и говорит: «Началось». Позвонила коллега, она проснулась от взрывов, потом взрывы услышали и мы.

Последние шесть дней я в растерянности, я чувствую злость, агрессию, гнев. Я не могу их контролировать. Я не понимаю, за что, не понимаю почему. Я злюсь, когда открываю новости и вижу две противоположные интерпретации событий. Я до последнего не верила, что такое может произойти.

Я знаю, что жизнь теперь будет разделена на «до» и «после».
Мои родные рядом, но я не знаю, как долго это будет продолжаться.
Если ситуация усугубится, мне с ребенком придется оставить мужа. Сегодня он сказал, чтобы мы уезжали. Я не могу себе представить, как я уеду, а он останется. А еще в моей голове очень много вопросов. Что делать с собакой? Что делать с бабушкой? А что делать с улиткой? Мы недавно из офиса забрали улитку, его зовут Чеба. Оставить улитку просто умирать?

Друзья из Европы зовут к себе. А я боюсь, потому что даже в мирное время нам ехать два дня до ближайшей границы. Как ехать сейчас, непонятно. В каждом городе обстрелы, сигналы тревоги. Мы прячемся в ванной, в подъезде. Мой ребенок спрашивает, почему летят бомбы и почему они не игрушечные. «Мама, это война?» И я отвечаю ему. Мне уже прислали инструкцию, как отвечать. Теперь я знаю, что такое «правило двух стен».

Мое утро начинается с переклички «Кто жив?» Одна из преподавательниц моей команды живет в Харькове, и мы всей школой за нее переживаем. Я думаю, что моему бизнесу пришел конец: студенты у нас из России, а преподаватели из Украины. Мы сейчас не можем вести уроки, а многие и не хотят, потому что это больно. Преподаватели сидят в бомбоубежищах, и я не знаю, как им помочь. Мы не можем выводить деньги, потому что в рублях ничего не вывести.

Я когда-то прочитала, что 11 сентября, когда самолеты врезались в башни, многие люди остались на своих местах, не попытались себя спасти. Мне казалось, что я никогда не буду одной из них, вообще не понимала, как такое может происходить. И вот уже шестой день я не решаюсь уехать, все бросить. Я нахожусь в прострации. У меня сжато все тело, у меня напряжение в челюсти, в шее, в глазах, я не могу спать, есть, мне очень тяжело. Я не хочу, чтобы кому-то еще было так же тяжело».

#женщиныукраины