БАЛЛАДА ОБ ЭВОЛЮЦИИ ЖАНРА   Триллер семидесятых, мусор, но не | Матавкин Дэйли

БАЛЛАДА ОБ ЭВОЛЮЦИИ ЖАНРА
 
Триллер семидесятых, мусор, но не позор:
Маленький город в Штатах возле тихих озер,
Душный уют предместий, детские голоса
И никаких предвестий в первые полчаса.
В девку влюблен ботаник, девкин папаша крут,
Девка – скорее пряник, папа скорее кнут.
Легкий налег тревоги: мертвенный цвет луны,
Сбитые на дороге лани и кабаны…
Впрочем, еще на титрах в пятки уйдет душа
От предсказаний хриплых местного алкаша:
Ежели кто в загранке, в царстве расхожих правд,
Видывал мир с изнанки – разве что алканавт.
 
Но тут вырывается магма, магма, копы бегут на взрыв
Дитя надрывается «Мама, мама!», кошки орут навзрыд,
И в брызгах гнили , в запахе гари на свет являются твари, твари,
Черный панцырь, алая слизь. Ждали и дождались.
Это могут быть черви, черви, – гумус Атланты щедр,
Может быть вариант дочерний ящеров из пещер,
Или до времени незаметный захватчик инопланетный,
Который понял, что мир ослаб, и бросился на растяп.
 
Ботаник делается брутален (а втайне и был таков),
Тварей выдавливают из спален, подвалов и чердаков,
Почва черна от тварей, старшая тварь мертва –
Как сочинять сценарий будущих Тварей-2?
Только припев осиплый местного алкаша
Нам обещает сиквел, публику тормоша.
 
Триллер восьмиидесятых снят через десять лет
О роковых расплатах: здесь хэппи-эндов нет.
С первого кадра ясно: осень, пора истцов.
В кронах желто и красно, полог небес свинцов.
Странности в нашей паре. Девка, порвав с отцом,
Мужу родит от твари тварь со своим лицом.
Чувствуя слишком остро фабульный поворот,
Девка, вцепившись в монстра, монстра не отдает.
Он же лепечет «Мама»! Он же освоил речь!
В ней же теперь программаи вечно его беречь.
 
– И если ты хочешь знать, скотина, пафосный лоботряс,
Когда меня эта тварь когтила, я кончила в первый раз,
Поскольку сами мы твари, твари, миледи и Маты Хари,
И мне милее склизкий паук, чем лысый доктор наук!
Есть грань меж нами, и эту грань не протаранишь лбом.
В любой из нас притаилась дрянь, а может быть, и в любом,
И я не отдам моего уродца, пусть даже тут все взорвется, –
И прячет страшного малыша в трущобе у алкаша.
 
 
Триллер из девяностых: в нем уже твари все –
В спальнях и на погостах, в школах и на шоссе.
Днем они в стаде, в паре, пафосны и грубы,
В баре торчат, как баре, в офисе, как рабы,
Бацают на гитаре, арфе или дуде –
Но все они только твари, и твари они везде.
Днем ритуально носят галстуки и пальто –
Ночью уже не косят, твари, ни подо что.
Форменный бестиарий, сборище адских харь –
Все они твари, твари! Смотришь – ты тоже тварь.
Взглянешь в глаза подругам, детям в глаза взгляни,
В зеркало, в пятый угол – всюду они, они.
Как удается падлам это внушить глазам?
Двадцать ли пятым кадром? Газ ли пускают в зал?
Улицы слизью покрыты густо. Вот она, власть искусства!
Сколько шарами вокруг ни шарь, всюду находишь тварь.
Все уже стало единым циклом. Приквел втекает в сиквел.
Жалко, что помер местный алкаш. Или он тоже ваш?
 
...Триллеры нровой эры! Бросив страну, семью,
Рыцарей новой веры тайно опознаю.
Подозреваю сильно, глядя в родную хмарь,
Что и создатель фильма – в сущности, тоже тварь.
Ужасов снявши сотни, в пламени и дыму, –
Сам-то он их не смотрит, на фиг они ему.
Мы себе зренье привычно тешим этим голимым трэшем,
Он же снимает себе давно подлинное кино.
Я-то давно сквозь угар и хаос вижу этот артхаус,
То, что он смотрит, аспид рябой, наедине с собой:
 
Липы, дожди, вокзалы, съемка через вуаль,
Спрятанные финалы, смазанная мораль,
На синих волнах эфира все время слышится плач,
И это изнанка мира, сколько ее ни прячь:
Туман, роковые девки изменчивей бесенят...
Выбрасывай свои деньги, доверчивый меценат!
Мир – это сон урода, нежность нетопыря,
Трудности перевода, попросту говоря,
Сладкие грезы тварей, песни ночных болот,
То ли кошмар в кошмаре,
То ли наоборот.