Получи случайную криптовалюту за регистрацию!

Рюноскэ Акутагава, «Ворота Расёмон» (сборник рассказов) Сборн | МАССОЛИТ

Рюноскэ Акутагава, «Ворота Расёмон» (сборник рассказов)

Сборник новелл классика японской литературы начала XX века. Запоминающиеся средневековые сюжеты, депрессивные автобиографические очерки, сатирическая фантастика и философские притчи.

#мысливслух #Акутагава #ВоротаРасёмон

Делаю робкие шаги в попытке начать знакомство с литературой Востока. Творчество Акутагавы в этом смысле для неискушённых читателей более доступно: тут вам и рассказы, навеянные гоголевскими шедеврами («Нос», «Бататовая каша»), и истории, посвящённые взаимоотношениям Толстого и Тургенева («Вальдшнеп»), и постоянные отсылки к работам Августа Стриндберга – словом, совсем уж потерянным европеец себя чувствовать не будет. В то же время даже самое упрощённое понимание философии, лежащей в основе этих небольших произведений, от меня ускользает, равно как и нравственные поучения, в справедливости которых должно убеждаться по окончанию каждой притчи.

В пример могу привести хотя бы рассказ «Ворота Расёмон», подаривший название сборнику. Главный герой, слуга, ещё недавно готовый умереть, лишь бы не сделаться вором, в одночасье решается на низость – только потому, что осознал: в исключительных обстоятельствах это приходится делать «поневоле». Почему женщина из башни так легко переубедила слугу? Почему так важно, что она его переубедила? О чем эта новелла? Я, видимо, не приспособлена для разрешения подобных загадок. Рассказ «Носовой платок» вызвал схожие эмоции: достойно ли восхищения искусство Нисиямы Токуко держать себя, что смутило профессора при чтении Стриндберга? В чём смысл истории гои из рассказа «Бататовая каша»?

Думаю, со временем мне удастся ответить на некоторые из этих вопросов. Во всяком случае, не всё потеряно: эстетика «Мук ада», к примеру, меня по-настоящему тронула – эстетика в широком смысле, конечно, когда художник, бесконечно любящий дочь, пренебрегает попытками спасти её жизнь ради создания совершенного художественного образа. Тешу себя надеждой, что мне удалось уловить логику размышлений Акутагавы о жизни и смерти в рассказе «В стране водяных»; особенно поразил эпизод рождения каппы (водяного из японской мифологии), когда ещё пребывающее во чреве матери создание спрашивают о том, желает ли оно появиться на свет, и, если ответ отрицательный, создание гибнет. Действительно, почему каждого из нас об этом не спрашивают? В конце концов, и новаторство, проявившееся в рассказе «В чаще», мне понятно – каждый из нас живёт в своей версии происходящего, и даже на простой вопрос о том, кто убил самурая в чаще, может найтись несколько взаимоисключающих ответов.

Автобиографические рассказы последнего периода творчества писателя, пронизанные депрессивными настроениями, пришлись особенно по душе; должно быть, граничащие с безумием состояния сейчас необычайно постижимы. Шучу, конечно. Самоидентификация Акутагавы, судя по всему, неразрывно связана с самоубийством его душевнобольной матери – в себе он обнаруживает признаки схожего психического расстройства. Галлюцинации, бессонные ночи, фобии, неспособность вернуться к нормальной жизни – всё это наполняет его существование, отрывая от окружающих и истощая интерес к происходящему.

Несложно догадаться, какой исход ждёт подобные истории в реальности (к несчастью, случай Акутагавы не исключение). Благо у нас есть возможность погрузиться в изучение его работ без риска для жизни – уверяю, это того стоит.