​​ Гюстав Флобер, «Воспитание чувств» 1840 год. Восемнадцати | МАССОЛИТ

​​ Гюстав Флобер, «Воспитание чувств»

1840 год. Восемнадцатилетний Фредерик Моро, недавно получивший диплом бакалавра, возвращается из Парижа в родной город, Ножан-на-Сене. На пароходе по пути домой он знакомиться с супругами Арну – общительным дельцом Жаком, владельцем магазина картин на Монмартре, и его обворожительной женой Марией, в которую молодой человек немедленно влюбляется.

Через некоторое время Фредерик возвращается в Париж, чтобы изучать право. Герой не слишком озабочен своей успеваемостью, куда больше его интересует возможность бывать у Арну и со временем стать в их доме постоянным гостем. Видеть ее, говорить с ней – вот все, чего он теперь так страстно желает, это единственное, что придавало бы его жизни смысл.

Мечтательный Фредерик пытается совладать с сердечными муками, постепенно поддаваясь соблазнам, которые может предложить светская жизнь в столице. В конце концов, какова может быть судьба чувства, обращенного к замужней женщине? Казалось бы, оно неизбежно должно остыть…

#мысливслух спойлеры

«Воспитание чувств» оставляет после себя немало сомнений. С одной стороны, создается впечатление, что от неких возвышенных романтических идеалов герой приходит к умеренному, теплому и ровному чувству, которое в результате проносит через всю жизнь, с другой – что само это чувство не столько занимает автора, и что в действительности роман призван подчеркнуть все ту же пошлость и мелочность попыток найти нелепый романтический идеал в реальном мире.

Сюжет наводнен персонажами совершенно разного толка, и редкий из них может похвастаться симпатией автора: даже сам Фредерик воспринимается как пассивный созерцатель, который хотя и пытается найти применение своим уму и способностям, ничего из начатого не доводит до конца. Когда в Париже разворачиваются события революции 1948 года, и многие его друзья рискуют жизнью на баррикадах, он преспокойно проводит в Фонтенбло медовый месяц со своей любовницей. Ничто не трогает Фредерика до такой степени, чтобы это определяло его судьбу, будто и г-жа Арну увлекает его постольку, поскольку ему в собственных глазах это кажется «достаточно романтическим».

Повторюсь, всякий образ в окружении Фредерика также далек от положительного: напрасно привычка до последнего пытается отыскать некий близкий к идеалу нравственный ориентир, непременно, как нам кажется, оставленный автором. Условно, нет точки А (начальное состояние), от которой можно было бы проследить путь героя к точке Б (результат нравственного взросления, «воспитания»), потому что системы координат попросту не существует. Именно поэтому, хотя название и логика развития сюжета будто бы предопределяют поучительный вывод о подлинности чувства Фредерика, мне не удается найти аргументов в его поддержку.

В результате напрашивается вывод неочевидный: двадцать лет, которые мы наблюдаем за жизнью Фредерика, никак и ни в чем его не изменили. Когда в самом конце повествования г-жа Арну вручает ему прядь своих седых волос, и Фредерик признается ей, что любил только ее, сложно удержаться от ощущения, что читателя обманывают. Ощущение это крепнет, когда мы вспоминаем обстоятельства этой «любви», чистый образ которой постоянно смазывается присутствием в кадре любовниц Фредерика. Крепнет оно и когда на последней странице диалог между Фредериком и его лучшим другом Делорье заканчивается утверждением о том, что посещение борделя в юности было «лучшим, что было у них в жизни».

Все это возвращает меня к мысли, что истинные литературные шедевры далеки от того, чтобы преподносить читателю готовый вариант их осмысления; приятно иногда заблудиться в собственном понимании намерений автора.