Получи случайную криптовалюту за регистрацию!

1. О войне, Дне победы и алкоголизме Оба моих деда прошли Вто | Заметки на полях

1.
О войне, Дне победы и алкоголизме

Оба моих деда прошли Вторую мировую войну и оба моих деда была алкоголиками.

Дед Ваня, когда началась война, был взрослым – 27 лет. Жил в эрзянской деревне на территории Мордовской АССР. Был женат, но сколько детей в том браке у него было я не знаю. Война разрушила этот брак: он ушёл на фронт, а после войны уехал в Ленинград, где женился второй раз, а затем, после смерти второй жены, и третий раз - на моей бабушке. И, несмотря на то, что первая жена с детьми затем также мигрировала из деревни в Ленинград, жить вместе они никогда так и не стали.

У меня о деде воспоминаний почти нет: когда я родился, ему было 65, а когда мне было 4 – он умер. Умер он от развившейся в ноге гангрены. А гангрена развилась от осколка гранаты, который он получил во время войны. В итоге ему ампутировали большую часть ноги. Но было уже поздно – гангрена успела заразить весь организм, и он умер в больнице даже не успев выписаться после ампутации. Это случилось в 1984 году. Вот так та граната, которая должна была его убить 40 лет назад, всё-таки сделала это, спустя годы.

Одно из немногих воспоминаний, которое у меня есть о деде, которое хоть и опосредовано, но передаёт его прямую речь, это слова мамы, когда она рассказывала, как он отвечал на вопрос приходилось ли ему убивать во время войны: «Вылезаешь из окопа, бежишь вперёд, кричишь ура. А на встречу тебе бежит фриц. И ты понимаешь: либо ты его, либо он тебя». Всё.

Сколько было лет, когда началась война, деду Мише, от которого я ношу свою фамилию, – я не знаю. Также, как и не узнаю: кем же он, всё-таки, был – кабардинцем и балкарцем, но при этом и он был из Мордовской АССР. Единственное, что я знаю, деда Мишу на войне контузило: он был из-за этого глуховат, заикался, громко говорил, ходил, хромая, с клюкой. Он наводил на меня ужас.

Одна моя бабушка – Нюра – всю войну проработала стрелочницей на железной дороге также в Мордовской АССР (но происходила из русской деревни). Когда началась война ей был 21 год. Я до сих пор удивляюсь как её взяли работать на железную дорогу – ведь её отец, мой прадед, в своё время был осуждён за то, что сам отказался вступать в колхоз и детям своим запретил. Прадед был искренним православным верующим, волонтёрил чтецом и звонарём в деревенском храме. Хозяйство у них было середняковым и когда начались голод и насильственная коллективизация в 1930-х, прадеда посадили, имущество конфисковали, дом сожгли. Удивительно, но его не отправили в далёкие лагеря и когда стало понятно, что он неизлечимо заболел, его, фактически умирать, отпустили домой. Дома его разбил паралич, и бабушка за ним ещё какое-то время ухаживала. Умер он в 1940-м. За свою работу в годы войны на железной дороге бабушка даже получила награду как труженица тыла.

Вторая бабушка – Наташа – для меня один большой знак вопроса. О ней я знаю только то, что она была чувашкой. Когда в первые годы своей жизни я прибегал к ним с дедом и отцом в гости, бабушка неизменно поила меня чайным грибом.

У обоих дедов, кроме физических увечий, которые они получили на войне, ещё общим был алкоголизм. Это был их естественный и единственно доступный способ справиться с психической травмой, нанесённой им войной. Алкоголизм был и бабушки Наташи, а в последствии развился и у моего отца, когда он, будучи мичманом на подводной лодке в 25 лет заработал эпилепсию и не смог с этим справиться. Единственным, вернее, единственной, кто не страдал от алкоголизма на прямую в этой линии моих предков, была бабушка Нюра. Но она страдала от алкоголизма мужа – деда Вани.

#психическоездоровье #травма #историческаяпамять #культурнаятравма #зависмость #личное