В 2010 и 2011 у меня еще не было никакой психотерапии, не было | Скучающая тридцатилетка
В 2010 и 2011 у меня еще не было никакой психотерапии, не было никакого понимаю кто я, откуда и куду движусь. Я скатывалась по жизни как Лизун по стене, оставляя неуклюжие пятна за собой и собирая по пути в себя всякую пыль и дрянь.
Тогда уже я начала писать тексты. Мне было больно. Меня тошнило и раскалывалась голова. Я, несмотря на это, продолжала стучать пальцами по клавишам еле дышащего ноутбука, который тарахтел, подгружаю новую ужасно грустную песню в плейлисте.
Десять лет назад я переживала все: несчастную любовь, несостоявшуюся свадьбу (это были два разных парня), отношения с мамой, соглашательство с бабушкой, ужасное одиночество, алкогольный трип, который длился три месяца, скандалы с той же бабушкой из-за моего вечного вечернего пьянства.
Это как будто была не я. Это была какая-то другая девушка, одинокая, резко похудевшая на два размера, вечно бегающая по городу за парнем, который был холоден и неприступен. Вечером я или пила на поселковой лавочке шампанское, заедая шипящий спирт крабовыми палочками, или я сидела до до двух ночи, плакала и писала, писала и плакала. Утром, не важно, было ли у меня похмелье или недосып, я ездила на работу снимать фоторепортажи и брать интервью. Такая двойная жизнь. Я ее почти не помню. Точнее помню местами и фрагментами, но там как будто-то какая черная бездна.
Спустя одиннадцать лет, то есть в прошлый понедельник, я была на очередном приеме психотерапевта. Не помню уже что мы обсуждали и как пришли к тому, что я помню себя и свою взрослую жизнь отрывками. Какие-то яркие вспышки были в 2010, потом с 2014 по середину 2015, а потом с лета 2019. Остальное — сплошная духотища и чернота, как фильм «Груз 200». Смешно до страха, но еще пару лет назад я была уверена, что это кино — высказывание о любви.
Парадоксально, как при этом беспамятстве я много пишу про прошлое и вижу его отчетливо и достоверно (если так можно сказать про память). Думаю, это только благодаря тому, что я все всегда записываю. Все — это не все что происходит. А все — это все, что я чувствую.
Вот, например, сегодня воспоминания Facebook принесли мне текст из черной дыры. И хоть написан он про несчастного парня, говорю я, конечно, же про себя:
От ее вещей у него кружилась голова. Все было пропитано ее запахом. Все пространство было наполнено ей. Эта комната, которую они снимали вместе, эти улицы, этот город. Ему вдруг нигде не оказалось места. Куда бы он не свернул, везде была она. Здесь они запускали кораблики в весенних ручьях, там катались на велосипеде, по этим улицам он бежал за ней, когда она решила уйти от него в первый раз. Разница лишь в том, что тогда, он ее догнал. Сейчас — нет. Все, что у него было, он пытался как можно быстрее сплавить. Что-то продать, что-то подарить. Некоторые вещи вообще отправились на помойку. Особо важные артефакты их отношений он решил сжечь, чтобы заполучить назад тот клочок счастья стало невозможным. Никаких писем, открыток с дурацкими подписями, билетов в кино, которые он зачем-то хранил. Никаких воспоминаний. Ничего.
Результата от этих мер не было никакого. Ведь чтобы он не делал, она оставалась с ним. Она как будто нарочно никуда не хотела уходить, хотя давно это сделала. Все напоминало ему о ней. И, в первую очередь, он сам. Даже его волосы помнили ее руки. Именно поэтому он их состриг. И всё равно, жуткая тоска не отпускала. Ведь вещи можно выкинуть, порвать, сжечь, продать. Из города – уехать. Но от себя никуда не денешься. Куда бы ты не умчал, везде берешь с собой себя. Всё то море любви, что было у них общим, стало у каждого свое. Только она половину треклятых чувств запихала в его сердце, а себе нашла новые. Так он и жил. Каждую ночь она не давала ему покоя. Сердце болело. Кажется, оно стало таким большим, что не помещалось в его груди и постоянно жгло.
