2022-09-20 22:18:12
Немного «Делёза на каждый день». Убегая от фашизма, не обнаружим ли мы фашистскую накипь на линии бегства?»
Убегать — не отправиться в путешествие или просто выйти из дома. Во-первых, потому что существуют чрезмерно историчные, культурные и организованные путешествия по-французски, в которых мы довольствуемся тем, что перемещаем наше «Я» с места на место. Во-вторых, бегство может осуществляться на месте, будто это неподвижное путешествие. Тоинби показывает, что номады, в строгом географическом смысле, не похожи на переселенцев или путешественников, но, напротив, скорее представляют собою тех, кто остаётся на месте, привязывается к степи, неподвижно, но большими шагами, следуя линии бегства, оставаясь на месте. Номады - великие изобретатели нового оружия. Но история никогда не смыслила в номадах, потому что у них нет ни прошлого, ни будущего. Карты — это карты интенсивностей, география не в меньшей мере оказывается ментальной и телесной, чем просто физикой в движении. Когда Лоуренс упрекает Мелвилла, он упрекает его за то, что тот слишком серьёзно относится к путешествиям. Случается, что путешествие оказывается возвращением в дикое состояние, но подобный возврат — регрессия. Всегда существует способ совершить ре-территориализацию через путешествие, и мы всегда находим в нём Очаг и (что хуже) Мать. «Возвращение к дикарям делает Мелвилла совершенно больным… Не успев уехать, он уже вздыхает и сожалеет о своём Рае: на другом конце охота на кита обернулась домашним Очагом и Матерью». Фицджеральд выражает это ещё лучше: «Меня настигла идея, что пережившие [войну] были действительно надломлены. У термина "надлом"* [rupture] имеется множество значений, но это не имеет ничего общего с размыканием цепи [rupture de chaine], при котором мы обречены найти другую цепь или починить старую. […] Истинный rupture представляет то, к чему мы никогда не сможем вернуться, он непростителен, потому что в результате такого разрыва [rupture] прошлое прекращает своё существование».
*В английском оригинале «Cruck up». «Трещина» в качестве перевода для «rupture» куда лучше коррелирует с делёзовской идеей о «бегстве», ведь термин обозначает разновидность повреждения, расходящегося во множестве различных направлений. Эта метафора создаёт контраст с психоаналитической метафорой размыкания или разрыва цепи, которая в конечном счёте оборачивается восстановлением цепи (или ретерриториализацией). Однако такой перевод («трещина») сложно художественно приспособить к настоящему контексту.
Даже когда мы различаем побег и путешествие, побег всё ещё остаётся двусмысленной операцией. С чего мы взяли, что, ступив на линию бегства, мы не столкнёмся с тем, от чего бежали? Убегая от извечных пап и мам, не обнаружим ли мы все эдипальные образования на самой линии бегства? Убегая от фашизма, не обнаружим ли мы фашистскую накипь на линии бегства? Как вновь не столкнуться с нашей родной страной, нашими властными образованиями, нашими психоаналитиками, а также нашими мамами и папами, пока мы убегаем? Как умудриться и сделать так, чтобы линия бегства не перемешивалась с чистым и заурядным движением самоуничтожения: алкоголизмом Фицджеральда, унынием Лоуренса, суицидом Вирджинии Вульф, грустным концом Керуака? Англо-американская литература действительно пронизана тёмным процессом разрушения, который уносит за собой писателя. Счастливая смерть? Этому-то и нельзя научиться, пребывая на линии в тот момент, когда мы проводим её. Нельзя предвидеть всё это: опасности, за которыми мы гонимся; терпение и предосторожности, которые необходимо предпринять на этой линии; необходимые ограничения, чтобы высвободить её из песков и чёрных дыр. Истинная трещина [rupture] может распределяться во времени, и это нечто совсем иное, нежели размыкание означающей цепочки [rupture signifiant], его необходимо непрерывно оберегать, но не только от лже-двойников, но и от себя самого, как и от ре-территориализаций, что поджидают его. Поэтому эта трещина переходит от одного писателя к другому, словно его надлежит осуществить вновь.
320 views19:18
Л
