Сначала письма ходили быстро и четко. 'Ну давай сначала у Ал | Leonid Volkov

Сначала письма ходили быстро и четко.

"Ну давай сначала у Алексея спросим, что он думает, не будем торопиться" — это была очень частая фраза на рабочей летучке при обсуждении какого-нибудь нового проекта. Я писал иной раз по два письма в день, а от Алексея как-то за день получил четыре или пять ответов — накопилось за какие-то очередные длинные праздники. Он был совсем рядом.

Потом дальше и дальше. Цензура, изъятия. Долгие ожидания. Ниточка становилась тоньше и тоньше. "Не, ребята, тут нам придется самим решать, без него, пока ответ получим — ситуация уйдет". Переписка эзоповым языком. Переписка с пустотой. Этап в декабре.

Как будто это мы так учились быть без него эти три года, пока его Путин пытал и ломал, а он улыбался, шутил и не ломался. Эдакая сепарация, будь она проклята. Да, мы знаем как работать без Алексея и умеем это делать. И будем. Не бросим. Но... Но. Так не должно быть. Так не может быть.

***

Каждый по-своему проживает горе. Нет правильного и неправильного способа. Полиция скорби идет к черту. Каждый по-своему пытается заполнить эту страшную пустоту. Кто-то замолк. Кто-то думскроллит. Кто-то пишет пост за постом. Кто-то пьет. Кто-то публикует старые фотографии или письма. И невероятные, потрясающие люди несут цветы к импровизированным мемориалам по всей России. И по всему миру.

***

Алексей Навальный хотел одной очень простой вещи: чтобы его любимая Россия была просто НОРМАЛЬНОЙ страной.
И вот за это Владимир Путин его убил. Отравил, посадил, пытал и убил.

Убил — это не преувеличение, не фигура речи. Дело не в "ответственности". Пишут: "Пытка ШИЗО подорвало здоровье, и в любом случае государство несет ответственность за жизнь и здоровье заключенных". Это все правильно, конечно. Но недостаточно. Нельзя писать про Алексея — "умер". Это не смерть, это убийство.

Там все обвешано камерами в колонии. Каждый шаг его снимали со всех углов все эти годы. На каждом сотруднике видеорегистратор. За двое суток — нет ни одного видео: не утекло, не просочилось, не опубликовано. Тут нет никакого пространства для неопределенности.

***

Алексей был офигительный. С ним было классно и интересно работать. Дружить. Ужинать. Говорить о всякой фигне. Спорить. Обсуждать политику. Придумывать. Он был прирожденным политиком, очень талантливым, очень работоспособным.

И от себя и от всех вокруг он требовал одного: не опускать руки, не сдаваться, не унывать. Ну как "требовал" — показывал своим примером так, что стыдно и невозможно было не следовать этому примеру.

Этого он хочет от нас и сейчас.
Дело его жизни должно победить.