Вскоре Илья был тяжело ранен. Его оставили в деревенской хате | Зона Лазерсона
Вскоре Илья был тяжело ранен. Его оставили в деревенской хате на хуторе Самойловский (восток Запорожской области) под присмотром медсестры: сочли, вероятно, безнадежным. Местные жители рассказывают, что Илья две недели боролся за жизнь, так что указанная в похоронке дата смерти – 25 ноября – это, скорее всего, день, когда он был ранен. Дивизия и полевой госпиталь двинулись вперед, продолжая наступление, а Илью и еще нескольких раненых предоставили, как говорится, собственной судьбе.
Когда много лет назад переносили останки погибших воинов в братскую могилу в селе Сладководное, на правой стороне полуистлевшего тела Ильи были видны следы зеленки. Более эффективного лечебного средства, видимо, не было.
...Мне было пять лет, когда пришло извещение о смерти брата. В таком возрасте душа еще не вмещает мысли о смерти – своей или близких. Но помню, что в груди возникло какое-то с теснение, которое долго не проходило. Мама же совсем извелась. Днем работала на двух работах – надо было кормить детей, а ночью приглушенные подушкой рыдания будили меня, не пробуждавшегося даже от ударов грома. Много лет спустя, когда острота горя поутихла, она иногда вспоминала некрасовские стихи:
«..то слезы бедных матерей:
Им не забыть своих детей,
Погибших на кровавой ниве».
Мама, не видевшая мертвого тела своего первенца, все надеялась, что вдруг отворится дверь и он войдет, живой-невредимый...И мы все, разумом понимая несбыточность надежды, сердцем желали и многие годы ждали чуда.
Недавно нашел в Интернете фильм режиссера Андрея Зайцева «Игорь Николаев. Моя великая война». Доживший до наших дней и еще очень бодрый Игорь Николаев – ровесник нашего Ильи, тоже был минометчиком в войну, правда, училище ему дали закончить, выпустили лейтенантом. Он говорит, что из тех юношей, которые родились в 1923-24 годах, выжили на войне буквально единицы. А что касается минометчиков – то это вообще практически смертный приговор. Минометная рота сопровождает пехоту, огонь ведется почти вплотную к противнику, иногда с дистанции метров в 50. При этом пехота может залечь, а миномет надо «обслуживать» стоя.
Илья об этом, естественно, не писал. Выжить он мог только чудом. Герой фильма Игорь Николаев после форсирования Днепра добился перевода в минометный полк (а тяжелые полковые минометы бьют все-таки с более дальнего расстояния), благодаря чему и уцелел.
А отец наш вернулся с войны. Очень долго не было от него писем в конце 1943 – начале 44 года. И вот, наконец, пришла весточка из госпиталя. Он был тяжело ранен где-то в Западной Украине, едва не попал в плен при контрнаступлении немцев. К счастью, двое ребят из числа выздоравливающих подхватили его под мышки и затащили в кузов грузовика. На костылях летом 1944 года появился он в нашем совхозе «Большевик №5». Обнялись с мамой и заплакали по Илье.
...В 1952 году, когда арестовали «убийц в белых халатах», якобы уморивших заведомо неправильным лечением многих деятелей партии и правительства, начался новый виток антисемитской компании. Отца уволили с работы (он был главным бухгалтером Витебского облхлеботреста) как имеющего допуск к гостайнам. А тайной тогда было почт и все: количество, например, выпекаемого хлеба и даже сорта употребляемой для этого муки. Да, родина щедро платила ему за страдания и раны в трех войнах. С трудом отец устроился в какую-то мелкую организацию и проработал там оставшиеся до пенсии четыре года.
Мы не раз ездили в Сладководное, где под обелиском в братской могиле лежит наш Илья. Всегда помним его. У нас в семье и сейчас есть Илья: сын Меры, известный в Питере человек. Бог даст, в 70-ю годовщину Победы съездим с ним на Украину, проведаем его дядюшку Илью.
Мой старший брат мог бы гордиться своими племянниками Евгением, Леной, Ильей и Асей, которые выросли достойными людьми, и их потомством. Своей жизнью заплатил он за жизнь бесчисленных поколений. Один из 300 тысяч евреев, погибших в рядах Красной Армии в годы самой кровавой в истории человечества войны, мой старший брат Илья Берхифанд, да упокоится его душа, как сказано в нашей древней молитве, с душами других праведников, что в Ган-Эдене.
