Часть родителей из тех, кто вчера возмущались тому, как «Али | Кристина Потупчик
Часть родителей из тех, кто вчера возмущались тому, как «Алиса» прокомментировала сказку о Маше (озвучила самую популярную версию, что Маша из мультика — это привидение), наверняка, покупали своим детям сказки с иллюстрациями Билибина.
Так вот, если вглядеться в картинки, можно увидеть как Билибин рисует лес. Это мрачное, инфернальное место. Никаких тебе медвежат и солнечных бликов на опушках в сосновом бору. Кости, черепа, чаща, светящиеся глаза из темноты.
Дело в том, что Билибин рисует не природный объект, а символическое пространство.
Славяне, как и люди всех традиционных культур, видят мир разделенным на обжитое мирское пространство живых и неизвестное пространство духов и умерших. Собственно, тридевятое царство, мир Кощея Бессмертного (то есть уже мертвого) со стражем границы Бабой Ягой в избе без окон без дверей (в нашем мире живых этот дом мы называем гробом) это и есть царство душ. Именно в него отправляется в любой сказке герой.
Поэтому если героиня оказывается в лесу для русской сказки она, естественно, оказывается в пространстве физической смерти.
В каком качестве можно там оказаться? Если в лесу взрослая женщина, то она скорее всего колдунья-знахарка. Вспоминаем «Олесю» Куприна. Если девушка, то проходит обряд инициации («Морозко») или умерла от предательства несчастной любви (любая сказка про русалок, мавок, фараонок, полудниц). Если ребенок, как в случае с Машей, то она скорее всего прокленыш или присыпыш. Так славяне называли умерших детей, но связывали их смерть скорее не с животными, даже если фактически это было так, а видели духовные причины. Как правило родительское проклятие.
С медведем у славян была связана Кикимора. Кикиморами как раз становились дети умершие некрещёными, обменянные нечистой силой. Но кикимора (в отличие от Маши) медведя как раз боится. Поэтому медведей и водили по ярмаркам и по дворам странники - отпугивали кикимор, на том и зарабатывали.
Так что Алиса в целом права. Ребенку в сказочном славянском лесу есть место, только если ему уже нет места среди живых.
А что касается реакции, она понятна для современного атеистического сознания, приходящего в ужас от слова «смерть». Особенно в отношении ребенка.
Люди же традиционной картины мира сосредоточены в таких историях не на том, что тело Маши умерло, а на том, что после смерти то, что по-настоящему было Машей, живо. Поэтому для славян такие сказки были описанием посмертной жизни души, а значит — хорошим сообщением.
