2021-05-26 18:31:28
Юми нравились бабочки. Очень сильно. Она видела в них всю полноту мира, какую-то свою истину, эстетику мироздания.
Хрупкие, как хрусталь, чистые, как капля утренней росы, красивые, словно олицетворение всех растений мира.
А ещё Фукусима любила ловить их сачками, прокалывать булавочками бархатные крылышки и класть под стекло, чтобы любоваться на досуге. Они были трофеем, которым можно было восхищаться в любое время суток, но не были чем-то важным ее сердцу. Потому что не было у нее сердца.
А затем светловолосая встретила его. Хрупкого, изящного, чистейшую душу, заключённую в красивое тело. Котаро был красивее Аполлона, ярче небесного светила, Богом, что снизошёл к Юми. И она готова была благодарить весь мир за то, что могла целовать его губы.
Парень была юн, наивен и неопытен. Блондинка научила его целоваться так, чтоб до крови, пить так, чтоб до беспамятства, касаться так, чтоб до белого окаления, бояться так, чтоб до дрожи, любить так, чтоб до потери пульса. Его пульса.
Она не любил Бокуто. Он даже ей не нравился. Её привлекала лишь симпатичная оболочка, которую хотелось взять, проткнуть булавкой и под стекло, чтобы потом хвастаться перед коллегами-коллекционерами.
И она держала его рядом с собой, как драгоценный трофей, как важную часть большой коллекции. Ей не нравилось, что он с кем-то разговаривает, не нравилось, как он так красиво и заливисто смеется, слушая чужие шутки, как показывает ослепительную улыбку кому-то другому. Ей не нравилось, что он был не той самой бабочкой из коллекции, которой никто не касался, кроме нее. Вот только это продолжалось до тех пор, пока ее глазам не пристала бабочка посимпатичнее, поновее, поценнее. И ошибка Юми была в том, что она хотела все и сразу. Но это «все» доставалось ей лишь по велению брата.
— Хватит, Юми, — Ему было шестнадцать, когда она захотела большего, будто сможет утолить вечную жажду.
— Почему хватит? — пролепетала Юми у самого уха мальчика, склонившись над его испуганным телом сверху.
— Я не хочу, прекрати это делать, — Он отнекивался, стараясь прикрыть лицо ладонями, чтобы она больше не касалась его губ своими, чтобы больше не целовала до крови, чтобы больше не касалась так часто и долго, чтобы больше не заставляла пить с ней алкоголь до беспамятства, чтобы больше не шептала о кошмарах, чтобы больше не называла все принуждение — любовью до потери пульса.
Потому что он-то ее не любил, но пульс каждый раз останавливался, когда на экране смартфона появлялось дурацкое ненавистное уведомление.
1 новое сообщение от Юмочка Юми не позволяла ему полюбить эти псевдо-отношения, но и каждый раз появлялась, когда кто-то влюблялся в него. Разве это не ее трофей? Вот пусть и стоит, пылиться на полочке, дожидаясь, когда хозяйка захочет покрасоваться им, а не привлекает чужое внимание.
Он не заметил, как попался в этот огромный сачок, из которого не было правильного выхода, Котаро хотел забыть все то, что она делала по отношению к нему, как угрожала, встречая его миловидной улыбкой, как прибегала поздней ночью к его окну, будя всех сестер, которые были убеждены, что их брат безнадежно влюблен в эту красивую блондинку со своеобразным характером, пока та шептала ему на ушко то, как испортит жизнь всем дорогим ему людям. Лишь бы он любил ее.
Это были непонятные качели, основанные на настроении Фукусимы, Котаро оставалось только гадать, когда девушка вновь захочет прийти глубокой ночью, чтобы потревожить его сон. Качели, на которых парень раскачивался до неимоверной скорости. Остановиться уже было невозможно, оставалось только прыгать, но при этом разбиться вдребезги.
Либо дождаться, когда когда-нибудь поможет ему остановиться, слезть с качелей и перестать чувствовать тошноту, головокружение.
434 views15:31
Б
