Третий день думаю про Канье. Меня так тронула его речь о том, | di typing…📝
Третий день думаю про Канье. Меня так тронула его речь о том, что «если я звезда, это не значит, что мне не больно, когда пресса напоминает мне о состоянии моего ментального здоровья», прекрасный детский хор на показе и некоторые силуэты, показанные в понедельник в Париже. Единственное, что меня озадачило — надпись white lives matter на лонгсливе самого Канье, но я подумала, что это какой-то очень жирный троллинг, который я, наверное, не понимаю, и что эта вещь наверняка в продажу не поступит. Но потом эти футболки появились на подиуме, стало ясно, что это часть коллекции, и я ждала, когда кто-то скажет, что же они все-таки значат.
Очень доходчиво объяснила Габриэла Карефа Джонсон — уважаемый и популярный сейчас редактор моды/стилист американского Vogue. И, не считая фразы «here comes the bullshit», объяснение ее было очень спокойным, рассудительным и даже с некой, как мне показалось, попыткой войти в положение Канье и действительно его понять. Габриэла написала, что Уэст как бы представляет антиутопию, в которой белые люди почти вымерли или, как минимум, находятся в достаточной опасности, чтобы темнокожие их защищали. «Но опасность заключается в том, что именно эта идея — угроза исчезновения господства белых — оправдывает массовые заключения, убийства и даже возникновение рабства. И это очень безответственно — снабжать самых опасных экстремистов подобным выдуманным повествованием».
Наблюдать за тем, как отреагировал на критику Канье, было банально мерзко. Посыпались фотографии Габриэлы с абсолютно идиотским буллингом из разряда «сначала нормально оденься, а потом про моду рассуждай». А дальше — эмоциональные посты про то, как LVMH свел в могилу Верджила, и сейчас делает то же самое с Мэттью Уильямсом. Почему вдруг он решил поднять эту тему, я тоже не совсем поняла, но креативный директор Supreme Тремейн Эмори быстро ударил ему линейкой по рукам. «Ты используешь имя Верджила в своей кампании «я — жертва», хотя ровно год назад при всех своих сотрудниках заявил, что дизайн Абло — позор черного коммьюнити. Ты знал, что у него тяжелейшая форма рака, и поливал его грязью в групповых чатах, в офисе Yeezy, в интервью. И я даже не буду вдаваться в подробности о том, что ты говорил уже после его смерти. Расскажи людям, почему тебя не пригласили на семейную церемонию прощания с Верджилом. Не смей произносить его имя. Не смей произносить имя Габриэлы. Ты не жертва, ты неуверенный в себе нарцисс, который умирает от желания получить признание модной индустрии».
А индустрия присоединилась к Эмори и встала на защиту Верджила и Габриэлы — я вчера дважды видела Карефу Джонсон и то, с какой любовью и трепетом ее поддерживали коллеги. Ну а у Канье, конечно, подгорело еще сильнее — мол, где вы все были, когда меня на день рождения дочери не пускали? Почему молчали? И почему вдруг сейчас решили обосрать мою коллекцию?
Канье не увидел разницы между критикой идей, которые он заложил в свою коллекцию и вынесенным из избы сором, в котором никто из знаменитостей пачкаться не захотел. Канье не поверил, что 50 исключительных випов, приглашенных на показ, могут не польститься своей исключительностью — и высказаться об увиденном негативно. А еще Канье разбил мне сердце. Своим невежеством и совершенно отвратительным поведением, которому не может быть никаких оправданий. И, конечно, оскорблениями в адрес покойного друга, в которые я почему-то склонна верить.
Я всегда любила Уэста за то, какой он свободомыслящий, суперпродуктивный, настоящий творец, такой сильный и одновременно ранимый. Я видела в нем друга, а теперь не вижу. И мне из-за этого очень грустно. Вся эта история совершенно не вяжется с тем, что Jesus для Канье действительно King.
