ОГОНЁК. Он родился огненно-рыжим. Спустя два месяца стал сам | Истории от Ирины Шредер

ОГОНЁК.

Он родился огненно-рыжим. Спустя два месяца стал самым пушистым. Ему пророчили счастливую жизнь.

Молодая пара выбрала его и назвала Огоньком. Два года его холили и лелеяли, любили и заботились, и он был счастлив. Потом в молодой семье родился малыш, и оказалось, что у ребенка аллергия на шерсть животных. Расстроенные хозяева нашли для Огонька новый дом.

Одинокая тридцатилетняя женщина с первого взгляда влюбилась в Огонька. Рыжий красавец внес в ее жизнь тепло и радость. Через год она с первого взгляда влюбилась в мужчину, тот ответил ей взаимностью, но кота не принял. Повздыхав, поуговаривав, не добившись согласия, она передала свое рыжее сокровище в добрые руки пожилой семейной пары.

Огоньку шел пятый год, когда пожилую хозяйку свалил инсульт, а ее муж не справился с уходом и за женой, и за котом. Винить его нельзя. Сам не отличавшийся крепким здоровьем, он растерялся. Казалось бы, какой там уход за котом. Выгуливать не надо, много еды не надо. Однако, даже та малость, что требовалась от него, была ему в тягость на фоне больной жены.

В пять лет Огонёк снова поменял хозяев, а семьи так у него и не было.

Потом Огонёк оказался на улице. Очередная смена хозяев закончилась неудачей. Кот попал в частный дом, прожил в нем три месяца, случился пожар. Погорельцев поселили во временное жилье, а про кота забыли. То ли за три месяца не успели привыкнуть к нему, то ли в тяжелой ситуации действительно забыли, то ли забыли специально.

Улица – это поиск укрытия, еда с помойки, разборки с котами. Повезет, найдется жалостливая бабушка, подкормит. Повезет, найдешь теплый подвал. Жизнь уличных котов – это всегда борьба за выживание. Болезни, машины, злые дети.

Второй месяц Огонёк выживал на улице. Он не сразу потерял веру в людей, нет. Первое время кот с радостью бежал на «кис-кис», терся об ноги, урчал, когда брали на руки, с благодарностью принимал еду.

Привыкший к смене хозяев, он в каждом человеке видел потенциального друга, который возьмет его к себе домой, будет с ним ласков и добр.

Однажды его отпихнули ногой, потом кинули в него палкой. Исхудавший, со свалявшейся и потускневшей шерстью, он не вызывал уже такого восхищения, как прежде, когда был домашним.

Огонёк, рожденный для счастья, постепенно затухал, остались только проблески былого пламени.

Менялся и характер кота. Он стал осторожным и грустным. Перепадавшее ему угощение от какой-нибудь жалостливой бабушки поедал быстро, постоянно оглядываясь и готовясь сорваться в бег.

Опасности поджидали Огонька на каждом шагу. Разборки с уличными котами, живущими дикими инстинктами, оставили немало шрамов на его теле. Укусы от блох нещадно зудели, длинная шерсть сваливалась. Взглянув на него, вряд ли бы кто назвал его теперь Огоньком.

Было ли счастьем то, что он до сих пор был жив? С человеческой точки зрения, наверное, да.

Ведь у нас как, попал в аварию, провалялся полгода в больнице, но это ж счастье, что остался жив. Поженились, развелись, но это же счастье, что детей не успели родить. Поехал на Олимпиаду, выиграл золотую медаль, и вот оно счастье. Встретил единственную, прожил с ней долгую жизнь, и снова счастье. Сколько же у нас счастья.

А что счастье для кота, познавшего домашний уют? Вкусная еда, мягкая лежанка, свобода хождения по квартире, ласка хозяйских рук. Так мало, подумаем мы, и так много для маленького сердечка, бьющегося под пушистой шкурой. Только вот где оно, то счастье Огонька?

Спрятавшись от проливного осеннего дождя под одним из балконов высотки, он лежал на холодном, но сухом асфальте, и дремал.

Снились ли ему веселые дни у первых хозяев, или добрые руки вторых, или бесконечное тисканье третьей, кто знает. Иногда его тельце вздрагивало, и тогда он сильнее поджимал лапы, не расслабляясь ни на миг.

Суровый мир смотрел на него мрачной серостью туч, зябкими порывами ветра, пустым равнодушием прохожих, спешащих под зонтиками укрыться в тепле и уюте. Стоит ли обвинять их в бессердечности? Конечно же, нет.

Где-то в глубине души проскальзывала жалость к коту, но она лишь проскальзывала, не оставляя следа.