'Есть довольно простой вопрос, который позволяет быстро добрат | Обнять слона

"Есть довольно простой вопрос, который позволяет быстро добраться до ощущения собственных благополучия и легитимности: осталось ли у вас от вашего детства чувство, что вы OK, в целом, такой, какой есть? Или где-то на жизненном пути у вас сложилось впечатление, что вы должны были быть особенным, чтобы заслужить место на Земле? И можно поднять связанный с этим вопрос: расслаблены ли вы сейчас по поводу своего статуса в жизни? Или вы чувствуете себя либо маньяком-сверхдостигатором, либо полным стыда за вашу так называемую посредственность?

Около 20 процентов из нас окажется в той группе, которой некомфортно, которая то верит, что всегда будет как-то мало, то проклинает себя за “лузерство” (которым в целом обозначается, что мы не выиграли у безумных статистических вероятностей). В школе мы возможно усиленно работали не потому, что нас тянуло к изучаемым предметам, а из вынужденности по причинам, которые не были достаточно поняты, по крайней мере тогда. Мы просто знали, что мы должны карабкаться наверх класса и каждый вечер будет проверка. Может быть мы сейчас и не исключительные, но мы редко перестаём чувствовать острое давление такими быть.

В детстве это могло происходить так. Ради укрепления своего собственного беспомощного чувства самости родители хотели, чтобы мы были особенные, с помощью сил интеллекта, внешности или популярности. Ребёнку надо было достигать и поэтому он не мог просто быть. Его собственные мотивы и вкусы не брались в расчёт. Родители испытывали страдание, тайно; не были способны себя ценить, сражались с депрессией, про которую ничего не знали, даже названия, злились от событий собственной жизни, возможно даже один партнёр доставлял страдания другому. И миссия ребёнка, на которую приходилось без вариантов добровольно идти — была сделать это хоть как-то лучше.
•
Наши нездоровые, как на коллективном, так и на индивидуальном уровне, общества предсказуемо имеют недостаток вдохновляющих образов достаточно хорошей, обычной жизни. Они ассоциируют это с проигрышем. Мы представляем, что только провалившийся человек без вариантов будет такое хотеть. Мы жестоко связываем добродетель с тем, чтобы быть в центре, в метрополии, на сцене. Мы не любим осеннее увядание и тот покой, который приходит когда мы пересекаем меридиан наших надежд. Но конечно, нет никакого центра, или скорее центр это сам человек.

Время от времени художники делают вещи, которые позволяют понять это лучше. Вот, например, из третьего тома “Опытов” Монтеня, написанных за несколько лет до его смерти в конце 16 века: “Устремляться при осаде крепости в брешь, стоять во главе посольства, править народом — все эти поступки окружены блеском и обращают на себя внимание всех. Но бранить, смеяться, продавать, платить, любить, ненавидеть и беседовать с близкими и с собою самим мягко и всегда соблюдая справедливость, не поддаваться слабости, неизменно оставаться самим собой — это вещь гораздо более редкая, более трудная и менее бросающаяся в глаза. Жизни, протекающей в уединении, что бы ни говорили на этот счет, держатся на таких же, если только не более сложных и тягостных обязанностях, на каких держатся жизни, не замкнутые в себе.”

Успех может, в конце концов, быть просто тихим вечером с детьми дома на скромной улице. Вы найдёте похожие мысли в определённых рассказах Чехова или Раймонда Карвера, у Боба Дилана в Time Out Of Mind, в этюде Томаса Джонса “Стена дома в Неаполе” (1782), и в фильмах Эрика Ромера, в “Зелёном луче” (1982), например.

Большинство фильмов, реклам, песен и статей, однако, не склоняются в эту сторону, они продолжают объяснять нам привлекательность других вещей: спортивных машин, каникул на тропических островах, славы, возвышенной судьбы, полётов бизнес-классом и большой занятости. И эта привлекательность иногда совершенно реальна. Но кумулятивный эффект заключается в установке нам идеи, что наша собственная жизнь практически никчёмна.

1/2