2/4 Ключевая идея главы — показать, почему функционеры прес | Вроде культурный человек
2/4
Ключевая идея главы — показать, почему функционеры преступного режима несут личную ответственность за преступления государства, а «просто люди» — нет. Тут есть несколько аргументов.
1. В «тоталитарной реальности» (решения Одного + безликая бюрократическая машина) оборонительный аргумент нацистских функционеров как будто бы справедлив: «если бы я отказался это делать, это сделал бы кто-нибудь другой». Суд же превращает функционера («винтик») в человека: «А почему, с вашего позволения, вы стали этим винтиком или продолжили им быть при таких обстоятельствах?»
2. В тоталитарном государстве можно исключить себя из политической жизни (и отказаться нести ответственность за преступления режима). Это и случилось: и как будто бы привело к масштабному коллапсу моральных норм. На этом строится еще один оборонительный аргумент: погрузиться в личную жизнь — значит выбрать безответственный путь. А «те, кого сегодня считают виновными, на самом деле просто продолжали делать свою работу, чтобы избежать худшего поворота дел; лишь те, кто остался в системе, имели шанс хоть как-то положительно повлиять на происходящее и помочь хотя бы некоторым людям; мы отдали дьяволу его долю, но сохранили свою душу, а те, кто не сделал ничего, уклонились от любой ответственности, думая лишь о себе и о спасении своих драгоценных душ». С политической точки зрения этот аргумент не имеет смысла: это говорят не бунтовщики, заговорщики или саботажники (которые своей некомпетентностью могли бы тормозить бюрократические процессы и подрывать систему изнутри). Напротив: это говорят профессионалы, без навыков и Очень Хорошей Работы которых гитлеровский режим и его преступления были бы попросту неосуществимы. Управленческий аппарат что в Веймарской республике. что в кайзеровской Германии, что в нацистском государстве, что в Германии Аденауэра был сутево одинаковым, и особенно со сменой правительств не менялся.
3. Еще один аргумент функционеров — они выбрали меньшее зло, что считается более ответственным действием, чем бездействие (решить не выбирать вообще). Этот аргумент несостоятелен с точки зрения и религиозной морали, и политики (Третий рейх — меньшее зло? Сомнительно), однако абсолютно логичен с точки зрения тоталитарного аппарата, потому что принятие меньшего зла открывает дорогу (и для чиновников, и для народа) к принятию зла как такового. Например, первые антиеврейские меры подавались как «лучше уж так, иначе будет хуже» ровно до того момента, пока хуже уже и быть не могло.
4. Во время судебных процессов подсудимые апеллировали либо к тому, что эти преступления были «актами государственной власти», либо к тому, что они выполняли «приказы сверху».
Акты государственной власти — это действия для защиты суверенитета, ради существования государства как такового. Это, по сути, самооборона, которая может быть преступной, так как речь идет о выживании. Важно, что эти действия не подпадают под юрисдикцию никаких судов (на этом аргументе строилась защита Эйхмана). В случае Третьего рейха этот аргумент тоже не очень-то валиден: его существование не было под угрозой. Более того, можно сказать, что преступные акты государственной власти совершаются, чтобы сохранить политическую силу, которая является гарантом законности и безопасности граждан. Законности в Третьем рейхе не было тоже: скорее, каждое действие этой машины было преступным, а не-преступные действия были либо случайностью, либо уступкой. В этом смысле нацистское государство противоречит идее государства: потому что оно отказалось от защиты части своего населения (и лишило её права защищать себя самостоятельно).
Аргумент «приказов сверху» в этом контексте тоже не работает: чтобы человек мог не выполнить преступный приказ, он должен понимать разницу — отличать преступные приказы от не-преступных, и первые должны быть исключением на фоне вторых. В тоталитарных же государствах именно не-преступные приказы выглядят как исключения из правил.
