На похоронах моей бабушки было много народу. Помимо родственни | Губернатор и К.
На похоронах моей бабушки было много народу. Помимо родственников – соседи, коллеги, знакомые, подруги моей мамы, были бы и мои школьные подруги наверняка, если бы я оповестила их. Мою бабушку все любили, она была человеком, который всегда готов помочь и выслушать, всегда опрятная и ухоженная, улыбчивая и позитивная. А ещё она была абьюзершей, которая калечила меня морально с раннего детства. И при этом – единственным в мире человеком, которого любила я.
Помню, один Новый год мы встречали молча. Дедушка рано лёг спать, а мы с бабулей поссорились как раз под ночь и промолчали до самого утра, с ненавистью глядя друг на друга в свете гирлянды. Скандал с криками и оскорблениями, а следом игра в молчанку был стандартной схемой взаимодействия, причём причину я не припомню ни одну – они всегда были ерундовыми. Про нас говорили, что мы обе со сложным характером, вот и не можем поладить. Вот только это не совсем справедливо, ведь вы не на равных, когда тебе семь, а ей шестьдесят. Когда она твой единственный фактический родитель, который кричит, что тебя пора давно сдать в интернат, уходит в другую комнату и делает вид, будто звонит в службу опеки, чтобы они забрали невыносимого ребёнка. Когда ты не знаешь жизни до неё, а она постоянно рассказывает, какой была её жизнь до тебя. Когда у тебя нет другого дома и другого мира.
Я почему-то всегда считала, что мы на равных и виноваты наравне, но это полная чушь. Взрослый не наравне с ребёнком, даже если это пожилой человек, даже если сделать скидку на то, что к старости люди опять как дети.
Я никогда не позволяла себе позлиться в полную силу, всегда её оправдывала и жалела, я в этих отношениях её считала больше маленькой, чем себя. Она так много говорила о своём детстве: о злобной мачехе и розгах, о голоде и полном отсутствии любви, что я в ней видела только ту самую несчастную маленькую девочку и думала, что мой долг – быть ей родителем. Психологически, морально. Конечно, по факту она заботилась обо мне: готовила еду, стирала вещи, на ней был весь быт, меня вообще не подпускали к швабре и плите. От этого моментами уже я себя ощущала злой мачехой. Да я вообще всегда себя ощущала злой. Неадекватной, психованной. Бабушка доводила меня до белого каления парой подколок, критических комментариев по поводу внешности, наряда или поведения, а потом спокойным тоном роняла: «Психичка, тебе слова сказать нельзя. С тобой никто никогда не будет дружить и общаться с таким характером! Будешь всю жизнь одна». И уходила с победным видом разгадывать кроссворд.
Наверное, меня больше всего сводит с ума тот факт, что кто угодно из нашего с ней окружения сейчас бы выпучил глаза и обвинил меня во лжи или приукрашивании. Моя бабуля была святой для всех, она рассыпалась в комплиментам моим одноклассницам, была готова поддержать и накормить каждую и каждого, пустить пожить, отдать что-то из моих вещей – ради Бога! Она буквально ни для кого не была такой, какой для меня. Может, для мамы когда-то в детстве. Но не настолько, потому что маму она особо не растила. А меня вырастила с нуля, с основания, с ожидания в туалете под дверью, потому что была такая созависимость, что я боялась отойти от неё на шаг.
Она всегда говорила, что любит меня больше жизни. Ещё она говорила «если бы я тебя не любила, я бы тебя убила». Ещё «тебя терпеть можно только от очень большой любви». Ещё «никто никогда не будет тебя любить так, как я». Определение любви мной было заучено на основании её действий и слов. На всю жизнь.
Мне очень хочется пойти на терапию, чтобы выкорчевать этот корень. Мои десятилетние отношения с парнем были построены по образу и подобию моих взаимоотношений с бабушкой, я буквально заменила её фигуру его, и даже в снах они перетекали друг в друга, меняя лица. Я очень много скандалила, потому что без скандалов не мыслила истинной любви. Критиковала и язвила, потому что так ведь и делают, когда любят? Я ощущала, что люблю его сильнее и сильнее после каждой ссоры, чем больше конфликтов, слёз и криков я тебя ненавижу, тем больше любви.
