Решил выложить очередной отрывок из нового романа. Без контекс | gluboko_slovom
Решил выложить очередной отрывок из нового романа. Без контекста порой сложно понять, что к чему, но всё же…
Вдруг Изабелла резко вскочила под возглас кряхтящего кресла.
— А хочешь чаю? Я так его готовлю — закачаешься!
Смочить горло вкусным авторским напитком, приготовленным с любовью к делу, — допустимая альтернатива чашечке свежей крови.
— С радостью.
— Тогда на время покину тебя. Не скучай!
В окружении эксклюзивной коллекции людской боли и криков души скучать противопоказано (речь о частной выставке). Таким и должен быть по-настоящему здоровый эскапизм — способный наполнить и заставить по другому взглянуть на реальность по возвращению обратно в себя.
Оставшись наедине с одухотворяющими голосами творцов, я продолжал бродить среди их вдохновляющих изваяний, чувствуя всю силу вложенных в них сил. И в эти минуты единения пришло откровенное осознание того, что за почти двухвековое существование меня не перестают возбуждать всего два аспекта вечной жизни — женщины и искусство, только это способно придать смысл всему остальному.
Из всего художественного многообразия я выделил несколько работ: выточенная из камня скульптура сгорбленного старика с бородой, носившего вместо сердца мёртвого ребёнка, и потухшим взглядом разглядывающего воткнутую в землю деревянную табличку «Инфантилизм погиб слишком поздно»; пустой аквариум с нарисованными золотыми рыбками на внутренней его части и с рассыпанными медными монетами на дне вокруг человеческого черепа, на котором чёрным по белому было написано — «здесь была жизнь, но не с теми желаниями...»; метровая картина с изображёнными мужчиной и женщиной, сидящими друг напротив друга в ресторане, вместо голов над их плечами застыли две планеты: Венера над мужскими и Марс над женскими — думаю, что автор хотел запечатлеть зачатки новой эпохи, раз главная героиня расплачивалась по счёту мужскими яйцами; и творческим десертом для меня стало противопоставление реалистичных муляжей раскалённого и кажущегося идеальным солнца и изуродованной кратерами луны — красноречивый посыл, написанный от руки на обугленной жёлтой бумаге и подвешенный на нитке между ними, очаровал меня больше всего: «Людские изъяны видны не при свете дня, как многие наивно полагают, а в самую тёмную ночь».
Но застыл я у картины, вынудившей меня с грустью взглянуть в будущее: образ красивой женской фигуры был нарисован бесконечными химическими формулами, что заставило меня вспомнить о стремительном прогрессе в области науки. Из-за этого все звери, в том числе такие как я, с каждым годом становятся всё более уязвимы. Пройдёт всего лишь полвека, а глядишь и того меньше, и вампиров можно будет заносить в красную книгу. Нас или истребят, или, что куда вернее — сделают подопытными крысами. И скорее всего, это моё последнее разгульное турне, о чём я уже не раз заикался. Вскоре придётся ютиться по отдалённым уголкам мира, наслаждаясь мнимой безопасностью и навсегда позабыв о гегемонии над смертью. Так уж сложилось, что на доске вечной жизни здравый смысл всегда бьёт шальные фигуры, а фортуна любит горячие сердца — не головы.
Под эти мрачные думы в гостиной появилась Изабелла с металлическим подносом в руках в форме сердца. От глиняного чайника веяло теплом неприличных бесед, порезанный дольками апельсин напоминал кусочки карты, которая вот-вот укажет рецепторам, где находится грааль несвященного удовольствия, а две пиалы недвусмысленно намекали, что испить благоухающей травами любви можно прямо на полу.
