2022-06-19 10:51:53
Проскурин вспомнил. Не сразу, но вспомнил. И только благодаря странной фамилии, из-за которой двадцать лет назад он называл её Андрюх. Он и в этот раз не удержался.
– Привет, Андрюх.
Ему показалось, что она улыбнулась в трубку.
– Представь, твой номер оказался единственным, который я помню, подумала, что раз так, тебе и нужно позвонить.
– В сто двенадцать звонить не пробовала?
– Звонила. Они там какие-то странные.
– Сейчас все как-то странно.
– Поэтому тебе и звоню, – сказала Ева, немного помолчала и продолжила: – Помнишь, когда-то ты сказал, что мечтаешь стать альпинистом и покорить самую сложную вершину?
Проскурин задумался. Он не помнил этого разговора. Он вообще не помнил Еву. Что такое помнить человека? Не его внешность, имя или фамилию, помнить человека – это хранить в себе его высказанные мысли, его обиды и радости, помнить его мечты и его способ описания мира. Проскурин Еву Андрюк уже не помнил. Слишком много прошло времени, и та юношеская увлеченность была совсем мимолетной, чтобы оставить после себя хоть что-то. Удивительно Проскурину было то, что она помнила его, точно помнила, раз уж заговорила о его мечте. Проскурину стало не по себе оттого, что он-то как раз о своей мечте не помнит.
– Помню. Карджианг, – ответил Проскурин.
– А знаешь, твоя мечта заразной оказалась, запала она мне, я с тех пор на семь восьмитысячников взошла. Твоя гора, конечно, совершенно недостижима, но я вот зачем звоню. Проскурин, полезли со мной на ногу?
– Зачем?
– Мечты нужно осуществлять.
– Это не Карджианг, – ответил Проскурин.
– Это лучше. Проскурин, ты не чувствуешь, что с тех пор как появилась нога, что-то изменилось?
– Еще бы, сложно не заметить.
– Я не о том. Как бы это сказать. Внутри что-то изменилось. Ты не чувствуешь пустоту, будто все как-то враз обессмыслилось? Нога эта. Вот это что? Бог? Невозможное событие. Невообразимое. А в городе все как всегда. Будто ничего не происходит. Совсем. Вот ты, Проскурин, как думаешь? Как это возможно, чтобы такое событие так скоро стало незначительным?
– Да. Бред какой-то, – согласился Проскурин. – Но так всегда было.
– Это когда так всегда было?
– Я не про ногу, я про события в принципе. Помнишь в последние годы сколько всего случилось? Теракты, падающие самолеты, войны. И вроде бы сначала все на ушах, отовсюду вой, а через неделю никто и не помнит, что вообще было. А через год? Через год никто уже не помнит, почему где-то была война. А через пять лет? А через десять?
– Ты прав. Но нога!
– Нога.
– Вот я и говорю тебе, полезли на ногу, Проскурин.
– Как ты себе это представляешь?
– Зимой. Мы пойдем зимой. У меня есть план. К черту твой Карджианг, Проскурин, мечтай масштабней! Я знаю, что будет с ногой зимой. Тогда и полезем.
Пришла зима. Ногу обнесли строительными лесами. Жители Москвы были уверенны, что идет демонтаж, но когда леса убрали, нога как и прежде стояла на Красной площади, но теперь в теплом шерстяном носке.
Мэр Москвы в прямой трансляции с площади, стоя у ноги, сообщил, что принято решение внести ногу в список достопримечательностей города и не дать ей замерзнуть. С завтрашнего дня оцепление будет снято, и любой желающий может прийти полюбоваться ногой.
На следующий день Проскурин и Ева Андрюк стояли у ноги и смотрели наверх, в облако, откуда она торчала.
– Думаешь, только тебе пришла в голову мысль залезть в облако? Думаешь, туда уже не заглянули?
– Какая разница, что было до нас и кто что видел, если мы с тобой этого еще не видели? У пятки в носке есть небольшая дырка. Нам туда, и дальше полезем под носком.
– Ева, мне не по себе.
– Да ладно тебе. Пошли.
– Нас заметят.
– Проскурин, успокойся.
Под носком было жарко. Ева пошла наверх первой. Благодаря носку крупной вязки и обильному жесткому волосу на ноге для восхождения не нужно было никакого оборудования. Проскурин и Ева спокойно могли отдыхать в складках носка и ближе к ночи добрались до колена.
158 views07:51
Г
