Интернет обеспечивает непосредственное соприкосновение фронтов | Евгений Водолазкин
Интернет обеспечивает непосредственное соприкосновение фронтов. Раньше право на критику давала определенная подготовленность рецензента, но сейчас надобность в этом отпала. Всякий, кому не нравятся те или иные тексты, может предъявить автору свои претензии, притом — в той форме, в какой считает нужным. Можно сколько угодно говорить, что анализ любителя не тонок, что в руках его не скальпель, а дубина, но дубина в боевом столкновении — очень эффективный инструмент. То, о чем я говорю, происходит не только у нас: в последнее время о сетевом линчевании в литературе неоднократно говорил нобелевский лауреат Кадзуо Исигуро.
Было бы несправедливым во всем винить интернет. Интернет, вообще говоря, — это только средство. Подобно всем прочим средствам, оно попадает в руки человеку тогда, когда в этом возникает необходимость. Книгопечатание окончательно разрушило Средневековье, но меньше всего в этом следует винить Гутенберга. Гутенберг пришел ровно тогда, когда его, условно говоря, позвали.
Это — объективная сторона происходящего ныне. Есть, однако, и субъективная. Нетрудно заметить, что нападки на преуспевающих авторов носят обычно персональный характер. У таких авторов выискивают какие-то личные (чаще всего мнимые) проблемы — и начинают по ним прицельно бить. В качестве одной из таких проблем недавно засветился несуществующий плагиат.
Если в таких случаях как-то и представлена собственно критика, то она сводится почти исключительно к «ловле блох». Обычно — опять-таки мнимых. Подобные рецензии (как всякая ловля блох) лишены малейшего изящества и изнурительны — как для пишущего, так и для читающего. Процесс этот стайный, и за солистом быстро выстраивается группа поддержки.
Писатели-ругатели не готовы пользоваться имеющимися в литературном сообществе «лифтами» и предпочитают соорудить новые, забывая о том, что в конечном счете вопрос не в лифте, а в том, кто в нем едет. Критикуя (подчас справедливо) современные литературные иерархии, борцы за светлое литературное будущее в качестве альтернативы предлагают свои тексты. Об этих текстах за редкими исключениями не известно ничего — кроме того лишь, пожалуй, что их создателям они нравятся. И едут они, полны надежд, и собирают по этажам единомысленных, но главное разочарование их ждет в конце пути: выясняется, что лифт шел вниз.
Теоретически затея могла бы сработать при условии, что такой лифт — один, и едущий в нем — тоже один. Один нечесаный человек в дырявом свитере — это протест. Множество таких людей — это антисанитария.
Разговор об этом назрел — по крайней мере, в литературном сообществе. Очевидно, что речь идет об общемировых процессах. Но никакие общемировые процессы не отменяют человеческого достоинства, потому что оно — результат личного выбора. А еще важно помнить, что слово остается. Всякое слово. Достойное и — что хуже всего — недостойное.
