Я пришла работать в московское бюро старинного английского аге | Сотникова пишет

Я пришла работать в московское бюро старинного английского агентства Рейтер совсем юной - мне было года 22-23. Молодая, короче.

Меня сразу приставили личным переводчиком к американке арабского происхождения Дженни. Я выполняла за нее все звонки, проделывала практически всю журналистскую работу, исследования, синхронно переводила ей пресс-конференции.
Дженни ненавидела Россию. Ей было все время холодно и неуютно. Она ходила с растрепанной гривой роскошных, к слову, длинных кудрявых черных волос, никогда, естественно, не красилась, а из ее черного пуховика торчали клочья белого наполнителя - выгрызла собака, и Дженни особо не заморачивалась по этому поводу.

Я, как любая советская девушка яркой внешности в то время, выглядела довольно вызывающе На зарплату 100 долларов в месяц я накупила себе разных модных шмоток - особенно радовал каталог «La Redoute», откуда я заказывала по четыре одинаковых пиджака разных цветов, например. Или длинное персиковое пальто. Моя семья жила очень скромно, поэтому входить во вкус и стиль я смогла только сейчас, при деньгах-то .

Понятно, что в Москве того времени, когда мы ходили на разные интервью, по-английски обращались в первую очередь ко мне - у советских людей было представление, что именно я корреспондент агентства Рейтер, а Дженни - помощница и переводчик.

Дженни это страшно бесило. Это было еще одно из проявлений ненавистного совка. Конечно, девица лёгкого поведения, всегда на высоких каблуках и красной помаде! Конечно, этим жутким совкам нравится такое! А не она, естественнная в своем состоянии Дженни с перекошенным лицом и клоками пуха на черном пуховике.

Вспоминая сейчас то время, я как будто пронеслась на машине времени. Это было более 30 лет назад; я, конечно, понимаю и отчасти разделяю чувства Дженни, но помочь я тогда ей ничем не могла и себя переделывать не собиралась.

Кульминацией было наше интервью у Виктора Степановича Черномырдина. Интервью было серьёзное, несерьезно выглядела только я с золотыми кольцами в ушах и пиджаке цвета фуксии.
Все интервью Виктор Степанович обращался только ко мне, Дженни была ему неинтересна совсем. Она задавала вопросы на английском, я переводила, и получалось так, что мы с ним беседуем на двоих. Он еще выяснил, как меня зовут, и обращался ласково - «Леночка». Он был очень кокетлив. Я до сих пор вспоминаю о нем с теплотой.

Дженни потом уехала, меня «передали» турчанке Элиф, и мы с ней зажигали вдвоем - Элиф не боялась быть сексуальной и напускать чары на разных представителей советских ведомств, чтобы получить нужную информацию.

Какие мы разные.

До сих пор не знаю, как относиться к тому периоду. Конечно, сегодня, во время бодипозитива, всяческой толерантности и стремления брать умом и естественностью мои стилевые замашки 1990-х звучат чуть ли не оскорбительно. Бедная Дженни!

С другой стороны, она ненавидела Россию, но продолжала работать - зарплаты в Рейтере были огромные. Ну, тогда что же делать? Приходилось мириться с нашей советской действительностью. Что-то мне никого не жалко и ни за что не стыдно
#историиСотниковой