Одной ледяной ночью Венцель, гений, стоял на улице в тонкой, т | ПЕДОДОМБРО NEWS

Одной ледяной ночью Венцель, гений, стоял на улице в тонкой, тоненькой, тонюсенькой одежонке и попрошайничал у прохожих. Дамы и господа думали, господи, ну он же гений, он может себе такое позволить. Гении не так легко заболевают насморком, как простые смертные. Венцель ночевал в портике Королевского Дворца и, смотрите-ка, не простудился. Гении не так легко простужаются, даже если очень холодно. Утром он велел доложить о себе молодой и прекрасной королевской дочке, на нём было то же самое платье, что и сейчас. В нём он выглядел жалко, но слуги подталкивали друг друга в бок и к умникам, шептавшим: гений, ребята, гений, и потом они доложили о Венцеле королевской особе, и радостно провели его к ней. Венцель даже не поклонился принцессе, потому что, судите сами, такого гению не полагается. Принцесса же, в благоговении перед величием духа, склонилась перед гением, я имею в виду, перед юным Венцелем, и протянула ему белоснежную ручку для лакомого поцелуя, спрашивая при этом, что ему угодно. «Хочу есть,» -- ответил грубиян, и, однако же, нашёл отклик, потому что тотчас по мановению руки повелительницы, был подан великолепный завтрак и портвейн, всё на серебряных блюдах и в хрустальных сосудах на золотом подносе. Гений ухмыльнулся, когда увидел яства, потому что, судите сами, гениям можно и поухмыляться. Королевна была благосклонна, кушала вместе с Венцелем, на котором в соответствии с его гениальной сущностью даже не было сколько-нибудь приличного галстука, расспрашивала о его творениях и даже выпила за его здоровье: всё это с милой невинной грациозностью, присущей лишь ей одной. Гений чувствовал себя полностью счастливым в первый раз за всю свою порваную в клочья жизнь, потому что, смотрите-ка, даже гениям не чуждо это человеческое свойство -- быть счастливыми. Помимо прочего, произнося застольную речь, Венцель заявил, что настроен завтра или послезавтра разрушить мир. Королевская дочь, которую понятным образом объял при этом ужас, бросилась вон из комнат, испуганно и благозвучно визжа, как всполохнутый соловей, оставив гения наедине с его гениальностью, и рассказала обо всём отцу, господину принцу-регенту страны. Последний же испросил Венцеля по возможности быстро, немедленно, отправиться вон, что и было исполнено. И теперь гений снова на улице, и ему нечего есть, но все ему это прощают, этому сумрачному гению; а он не знает, куда податься от забот. В этом состоянии ему на помощь приходит быстрая гениальная мысль (все гениальные мысли чрезвычайно проворны). Он организует снегопад, причём такой долгий и сильный, что через короткий промежуток времени весь мир погребён под снегом. Он, гений, возлежит на обледенелой корке наста, на самом верху, и лелеет недурную мысль о том, что весь мир лежит под ним, погребённый. Он говорит себе: это мир тягоcтных воспоминаний. Он говорит себе это достаточно долго, пока вдруг не замечает, что голоден -- как по хорошей земной еде (такой, как, например, в отеле «Континенталь»), так и по дурному человеческому обхождению. Солнце там наверху тоже не особенно радует, потому что сидеть под солнцем в полном одиночестве -- хм -- он чувствует холодную дрожь. Одним словом, он устраивает оттепель. Тем временем в мире успело кое-что измениться: образовалось новое, свежеумытое поколение людей, преисполненное почтения перед всем сверхчеловеческим. Это тешит Венцеля до тех пор, пока снова не надоедает. Он сокрушается, и вздохи, исходящие у него изнутри, достигают общего признания. Ему пытаются помочь, убеждают его в том, что он -- так называемый человеческий гений, или же его воплощение и персонификация. Но всё это втуне, потому что гению не помочь.

Вальзер