По наводке Лотмана прочитал абсолютно сумасшедшую историю из ж | ReadMe.txt
По наводке Лотмана прочитал абсолютно сумасшедшую историю из жизни молодого Ломоносова, которая тянет на экранизацию в виде блокбастера или даже лучше стелс-игры.
Приведу цитату из биографии XVIII века, написанной Михаилом Веревкиным (к слову, это еще и автор первого перевода Корана на русский — с французского). Контекст: Ломоносов отучился в Германии, еще и обзавелся женой — молодой дочкой хозяйки дома, деньги кончились совсем, и он решает как-то уплыть в Россию:
Не простившись ни с кем, ниже с женою своей, одним вечером вышел со двора и пустился прямо по дороге в Голландию. Шел всю ночь. На третий день, миновав Дюссельдорф, ночевал поблизости от сего города, в небольшом селении, на постоялом дворе. Нашел там прусского офицера с солдатами, вербующего рекрут. Здесь случилось с ним странное происшествие: путник наш показался пруссакам годною рыбою на их уду. Офицер просил его учтивым образом сесть подле себя, отужинать с его подчиненными и вместе выпить, так ими называемую, круговую рюмку. В продолжение стола расхваливана ему была королевская прусская служба. Наш путник так был употчеван, что не мог помнить, что происходило с ним ночью. Пробудясь, увидел на платье своем красной воротник; снял его. В карманах ощупал несколько прусских денег. Прусский офицер, назвав его храбрым солдатом, дал ему, между тем, знать, что, конечно, сыщет он счастие, начав служить в прусском войске. Подчиненные сего офицера именовали его братом.
«Как, — отвечал Ломоносов, — я ваш брат? Я россиянин, следовательно, вам и не родня». «Как? — закричал ему прусский: урядник, — разве ты не совсем выспался или забыл, что вчерась при всех нас вступил в королевскую прусскую службу; бил с поручиком по рукам; взял и побратался с нами. Не унывай только и не думай ни о чем, тебе у нас полюбится, детина ты доброй и годишься на лошадь».
Таким образом сделался бедной наш Ломоносов королевским прусским рейтаром. Палка прусского вахмистра запечатлела у нега уста. Дни чрез два отведен в крепость Вессель с прочими рекрутами, набранными по окрестностям.
Принял, однако же, сам в себе твердое намерение вырваться из тяжкого своего состояния при первом случае. Казалось ему, что за ним более присматривают, нежели за другими рекрутами. Стал притворяться веселым и полюбившим солдатскую жизнь. К счастию, не поставили его постоем в городе, а держали в караульне, где он и спал на нарах.
Караульня находилась близко валу, задним окном была к скату. Заметив он то и высмотрев другие удобности к задуманному побегу, дерзновенно оный предпринял и совершил счастливо.
На каждой вечер ложился он спать весьма рано; высыпался уже, когда другие на нарах были еще в первом сне. Пробудясь пополуночи и приметя, что все еще спали крепко, вылез, сколько мог тише, в заднее окно; всполз на вал и, пользуясь темнотою ночи, влекся по оному на четвереньках, чтобы не приметили того стоящие на валу часовые. Переплыл главной ров, а за внешними укреплениями и равелинной проминовал с крайним трудом контрескарп [искусственный срез реки], покрытой ход, палисадник и гласис [насыпь] и увидел себя наконец на поле. Оставалось зайти за прусскую границу. Бежал из всей силы с целую немецкую милю. Платье на нем было мокро.
Стало между тем рассветать. Услышал пушечной выстрел из крепости, обычайной знак погони за ушедшим рекрутом. Овладевший им страх придал ему силы. Ударился бежать, сколько мог, скорее. Непрестанно оглядываясь, завидел вдали скачущего за собою человека во весь опор, но успел, однако же, он между тем перебежать за Вестфальскую границу.
Обошел из предосторожности епископское селение находившимся поблизости лесом, остановился в нем отдохнуть, сушил мокрое свое платье, проспал спокойно до полудни. Восстановя, таким образом, силы свои, пустился в путь и прибыл чрез Арнем и Утрехт в Амстердам <…>, где скоро сыскал он удобной случай отправиться морем в Петербург.
