Перечитываю Берна, и вот что скажу. Книга «Игры, в которые и | 🍉Багненко. Херсон, життя і війна.
Перечитываю Берна, и вот что скажу.
Книга «Игры, в которые играют люди» написана в 1964 году, и до сих пор популярна. Более того, она всё так же актуальна: примеры сложностей человеческого общения, с которыми сталкивались американцы шестидесятых, повсеместно встречаются и у нас. Читаем и восклицаем: «всё, как у меня в семье/на работе».
Автор сам же и даёт нам ответ, почему так: «Игры передаются от поколения к поколению. Любимая игра каждого человека уходит корнями в прошлое — к его родителям, дедам и бабушкам, а побегами — в будущее, к его детям; они, в свою очередь, если не последует вмешательства извне, передадут эту игру своим внукам. Таким образом, анализ игр обретает историческую глубину, обращаясь в прошлое на сто лет и надёжно проецируясь в будущее по крайней мере на пятьдесят лет».
Однако, главной целью человека Берн провозглашает достижение личной независимости: «прежде всего необходимо отбросить племенные или семейные традиции, потом освободиться от влияния родителей, а также от влияния социального и культурного окружения. То же самое относится к требованиям современного общества в целом. Затем полностью или частично нужно принести в жертву преимущества, которые даёт непосредственное социальное окружение».
Звучит чудесно. Освободимся от навязанных догм, норм и стереотипов и заживём — искренне, чисто и своими головой и чувствами.
То, что призыв к свободе до сих пор актуален, показывает, что либо потребность в свободе — знак тлеющей революции против угнетателей (с послевоенного времени и до сегодняшнего дня кладём всё в один котёл: деколонизация, войны на дальнем востоке, Куба, Прага, Париж, Калифорния, берлинская стена, феминизм, Wikileaks, occupy, BLM, вот это всё), и однажды таки «...весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем мы наш, мы новый мир построим...», либо что свобода — корневая потребность человека, не-экономического, не-социального существа, играющего и творящего себя и свою жизнь.
Первый подход — социологический, или политический, или экономический, или зоологический: создайте правильные условия, и всё будет в порядке. Человек свободен, пока его не угнетают. Более того, человек не может быть свободен в условиях угнетения. Человек — продукт социального, вот это всё. Но Берн прямо говорит: «освободиться от влияния социального и культурного окружения».
Другой — экзистенциальный, не имеющий основания ни в чём, кроме самого человека. И это позиция радикальной свободы, свободы не как оппозиции заключению под стражу или угнетению, но как тождественности самому себе. Условием свободы у Берна является то, что мы называем непочтительностью, невоспитанностью, опасностью. Мамардашвили то же самое называет риском. Рисковать может только свободный человек, и только собой, вступая в пространство без гарантий, в пространство, со-держащееся только его верой (всегда без-основной, абсурдной), в пространство своей свободы. Она — единственная цель и смысл самой себя. В этом пространстве обретаются князь Мышкин, Сократ, Христос.
И здесь — важнейший вопрос к книге Берна и всей психологии в целом: что делать с этой свободой, к которой мы все так стремимся? И ответа у психологии нет. Она не может ответить на вопрос «зачем?», как и наука в принципе. Устранив философию и богословие как «ненаучные», наука стала отвечать за всё, не имея к этому ни желания, ни возможности.
Берн пишет: «некоторым счастливчикам дано нечто, не входящее в рамки любых классификаций поведения: это и осознание настоящего, и спонтанность, и нечто более ценное, чем любые игры, — подлинная близость. Но для неподготовленного человека все три возможности могут быть пугающими и даже опасными (!). Возможно, для большинства лучше оставаться такими, какие они есть, и искать решение своих проблем в сотрудничестве с себе подобными, в том, что мы называем «общностью». Это может означать, что для человечества в целом нет надежды, но для отдельного человека она есть». Конец книги. За это её и люблю.
Или, всё то же самое у Гребенщикова, только гораздо лаконичнее:
Я ушёл от закона,
Но так и не дошёл до любви
