Трумен Капоте о новом жанре, риске писателей и Нормане Мейле | Азбука.Книгоголики
Трумен Капоте о новом жанре, риске писателей и Нормане Мейлере
Дорогие книгоголики, самым значительным произведением американского писателя Трумена Капоте многие считают роман «Хладнокровное убийство», основанный на истории реального преступления и раскрывающий природу насилия как сложного социального и психологического феномена.
Книга Капоте, мгновенно ставшая бестселлером, породила особый жанр «романа-репортажа». В списке 100 лучших книг XX века по версии газеты The Guardian «Хладнокровное убийство» заняло 84-ю позицию. Как писатель работал над этим новаторским романом? Слово Трумену Капоте.
Вот уже несколько лет меня все больше увлекала журналистика как самостоятельная художественная форма. На то были две причины. Во-первых, мне казалось, что после 1920-х годов в прозе и вообще в литературе никаких подлинных новаций не было. Во-вторых, журналистика как форма искусства была девственной территорией по той простой причине, что очень немногие художники слова занимались повествовательной журналистикой, а если и занимались, то в форме очерков о путешествиях или автобиографий.
«Музы слышны» направили мою мысль совсем в другое русло: я хотел написать журналистский роман, нечто масштабное, обладающее убедительностью факта, непосредственностью воздействия, как фильм, глубиной и свободой прозы и точностью поэзии.
Только в 1959 году какой-то таинственный инстинкт направил меня к подходящему сюжету — малоизвестному делу об убийстве в отдаленной части Канзаса, и только в 1966-м я сумел опубликовать то, что получилось, — «Хладнокровное убийство».
В одном рассказе Генри Джеймса — по-моему, в «Среднем возрасте» — некий писатель в сумерках зрелости сетует: «Мы живем во тьме, мы делаем, что можем, остальное — безумие искусства». Или что-то в этом роде. Мистер Джеймс выразился точно, он сказал правду. И самая темная часть тьмы, самая безумная часть безумия — неизбежность постоянного риска. Писатели, по крайней мере те, кто рискует, кто готов идти до конца, имеют много общего с другой разновидностью одиночек — людьми, которые зарабатывают бильярдом или картами.
Многие считали меня сумасшедшим из-за того, что я шесть лет странствовал по равнинам Канзаса; другие отвергали саму идею «невымышленного романа» и объявляли ее недостойной «серьезного» писателя. Норман Мейлер охарактеризовал ее как «отказ воображения» — подразумевая, видимо, что романист должен писать о чем-то воображаемом, а не о чем-то реальном.
Да, это было похоже на игру в покер с крупными ставками, потому что шесть мучительных лет я не знал, есть у меня книга или нет. То были длинные лета и морозные зимы, и я сдавал карты и старался разыграть свои как можно лучше. Затем выяснилось, что книга у меня есть. Несколько критиков заворчали, что «невымышленный роман» — просто рекламный лозунг, обманка, что я не предложил ничего нового или оригинального.
Но некоторые считали иначе, другие писатели оценили значение моего эксперимента и быстро воспользовались им для свои своих надобностей — быстрее всех Норман Мейлер, заработавший массу денег и получивший массу премий за свои невымышленные романы, хотя он старательно избегал называть их «невымышленными романами». Неважно; он хороший писатель и славный человек, и я рад, что смог оказать ему маленькую услугу.
#этоинтересно
