Будь я девушкой, хотел бы, чтобы за мной так ухаживали… Помню | Разбираемся в искусстве с Алексеем Пашковым

Будь я девушкой, хотел бы, чтобы за мной так ухаживали…

Помню, оказавшись в Милане, я был поражен… миланскими мужчинами! Хороши, шельмы, ничего не скажешь. И костюмы на них сидят, как вторая кожа; и пахнет от них чем-то, в наших краях не растущим, и оттого вдвойне приятным; и вот это, что они руками в воздухе проделывают…

Что-то мне подсказывает, что и ухаживать они умеют красиво. По крайней мере, пятьсот лет назад умели точно, и вряд ли с тех пор разучились. Свидетель тому – красавица с жемчугом в волосах и брошью на груди.

О красавице я в своих лекциях рассказывал дважды: один раз – в курсе по итальянскому Возрождению, второй – в курсе по античному искусству (оба курса можно купить по ссылке в закрепленном посте). Причем во втором случае речь шла именно про брошь. Она и в сегодняшней истории сыграет важную роль.

Точно ли Боттичелли (а его руку вы, конечно, узнали) изобразил Симонетту Веспуччи, возлюбленную Джулиано Медичи? Нет, не точно; но очень похоже. Главный аргумент – все та же брошь; известно, что в собрании Медичи такая была. Насовсем ее герцог подарил, или одолжил на время позирования, мы тоже не знаем; зато знаем, что на ней изображено.

Я здесь крупного изображения прикладывать не буду; вы уж поверьте мне на слово (а не поверите – найдите картинку сами, я не обижусь): изображено там состязание Аполлона и Марсия (о нем я тоже рассказывал, и не раз). Точнее, не само состязание даже, а его кровавый итог: Аполлон, выигравший музыкальное состязание, приказывает привязать Марсия к дереву и заживо содрать с него шкуру.

Сцена эта была еще в античности воплощена в полноценную скульптурную группу: Аполлон наслаждался видом связанного Марсия, а присевший на корточки раб точил нож. Как раз фигура раба до наших дней и дошла, и хранится во Флоренции (о ней я в лекциях и рассказывал). Есть и несколько копий корчащегося в ожидании пытки Марсия; наконец, многочисленные изображения на камеях и саркофагах помогают представить группу целиком. Все вроде бы ясно, но остается один вопрос…

Почему Джулиано решил порадовать свою возлюбленную пусть и драгоценной, но все же – на такой неаппетитный сюжет, камеей?

Конечно, потому что тогда дарить умели не только красиво, но и со смыслом. А принимая подарок, понимали и скрытое в нем послание. Привыкшие жить в мире античных богов и общаться на языке возвышенных аллегорий, люди пятнадцатого века сразу же поняли бы прозрачный намек: вступив в любовный поединок с Симонеттой (а именно в военных терминах многие тогдашние поэты писали о любви: кто окажется у кого в плену? Кто кого поработит?), Джулиано оказывается разбитым наголову. Он – во власти красавицы; ее чарами он опутан, пригвожден и покорно, подобно связанному Марсию, ждет приговора. Поступить с ним она вольна, как ей вздумается; но никто не может запретить умолять о снисхождении.

И ведь подарок такой можно преподнести весело и галантно, выдерживая улыбку! Ничего объяснять не надо; говорящему с тобой на одном языке вещь все расскажет сама.

Да, Возрождение умело жить красиво, любить изящно и даже страдать выверенно и тонко.

Разве можно не восхищаться? Разве можно оставаться равнодушным к этой эпохе, не хотеть прочувствовать ее дух, вжиться в ее культуру?